НА ГЛАВНУЮ

ОГЛАВЛЕНИЕ

НА ПРЕДЫДУЩУЮ СТРАНИЦУ

Слушания

А что, если затеять по вопросу о Каспии парламентские слушания? Через слушания можно было попробовать как-то обозначить принципиальную позицию парламента по вопросу об эксплуатации каспийских ресурсов, в том числе нефти. И попытаться как-то дать понять правительству, что они совершают ошибку, разрешая свободный транзит к Каспийскому морю. Однако тут я еще раз призадумался. Ошибка?! Не очень-то все это было похоже на ошибку. Ведь на Каспии вовсю заправляли международные нефтедобывающие консорциумы. Конечно, они там еще не начали полноценной добычи, а только примерялись, вели предварительную оценку запасов нефти. Но все равно интерес они проявили и деньги вложили. Миллиарды долларов, между прочим! И часть этих денег уже попала в "ЯБЛОКО". Нет, Лукин ни за что не даст покуситься на интересы своих американских друзей!

Я ясно понимал, что должен был найти какой-то такой вариант, чтобы не просто обойти Лукина, но и не насторожить его раньше времени. Ведь если сразу будет ясно, что в рекомендациях будет содержаться требование немедленно закрыть транзит через Волгу к Каспию, то Лукин тотчас сообразит, что к чему, и попытается придушить всю эту затею в самом ее зародыше.

В конце концов, я как опытный специалист по саботажу решил действовать следующим образом: для начала отправился к депутату Севастьянову. С ним у меня были особые отношения. Виталий Иванович был известным советским космонавтом, дважды Героем Советского Союза. А у меня отец был "сталинским соколом" и тоже Героем Советского Союза. Севастьянов это знал и испытывал ко мне вполне объяснимую симпатию и доверие.

Я вкратце обрисовал ситуацию с Каспийским морем и черномырдинским транзитным соглашением и попросил на заседании комитета как бы между прочим поставить вопрос о необходимости проведения парламентских слушаний. Однако упоминать Черномырдина и транзит по Волге при этом было никак нельзя, надо было найти какие-то другие, более безобидные основания.

Потом я прошелся по всей группе левых депутатов, которых координировал, и попросил поддержать предложение Севастьянова. Основа для дальнейших действий была заложена. Оставалось ждать.

На очередном заседании, которое проходило, как всегда, в среду, все прошло как по маслу. Виталий Севастьянов дождался пункта повестки дня под названием "разное", попросил слова и предложил провести парламентские слушания по Каспию. Мол, к нему обратились избиратели, а также известные ученые и юристы. Просят поговорить на эту важную тему. Члены комитета, с которыми я предварительно договорился, тут же, прямо с места, сказали что-то такое положительное. Лукин было напрягся. Но все выглядело настолько естественно, что хитрый лис так и не разглядел заговора. И, пожав плечами, согласился: "Только вы сами там все готовьте!". Вот и все, что он нашел уместным сказать. Решение прошло без голосования.

На следующий день я, как всегда, зашел с утра к Лукину с ворохом текущих бумаг. И в конце рандеву дал на подпись запрос зарезервировать зал для парламентских слушаний. Бумага была техническая, она никак ничего по существу не предрешала. Все выглядело, как простая дисциплинированность. Вчера решили, а сегодня уже началась организационная работа, не более того. Лукин опять ничего не заподозрил и подписал.

После этого я пару дней выждал и не беспокоил Лукина разговорами о Каспии. А после очередного утреннего доклада как бы между прочим сказал: "Владимир Петрович, а нельзя ли нам в целом упростить работу с парламентскими слушаниями? Зачем мы возимся с расшифровкой стенограммы? А если кто-то что-то не успеет сказать? Или неудачно сформулирует? Потом трудно будет понять, что именно было сказано. А что, если мы в письмах в соответствующие министерства, которые приглашаем на слушания, сразу предварительно зададим пару-тройку общих вопросов? Придут ответы, это будет официальная позиция государственных органов. Нам будет намного легче писать проект рекомендаций!".

К этому моменту Владимир Петрович уже успел подзабыть про Каспийское море. И внешне ему идея показалась достаточно разумной и безобидной. Если этот въедливый Трофимов так хочет облегчить себе работу, черт с ним, пусть спрашивает у министерств, что хочет, ему виднее! И Лукин, кивнув в ответ, переключился на более приятные размышления. Днем ему предстояло сходить на обед к британскому послу. Там надо было быть в полной форме, блистать остроумием и познаниями в международных делах. А тут какие-то технические детали по парламентским слушаниям! Что, Трофимов сам не может все это решить, без начальства?

Прошло еще несколько дней. И вновь поутру, вместе с докладом по другим бумагам я как бы между прочим сообщил, что подготовил вопросы министерствам к предстоящим слушаниям по Каспию. Но хотел бы их предварительно показать Лукину. Владимир Петрович вопросительно на меня глянул. По формальной процедуре я, скорее, должен был начинать с Севастьянова, который просил провести слушания. Именно Севастьянову полагалось первоначально решать, как проводить слушания.

Я в этом эпизоде вроде бы нарушал субординацию. Но это было выгодное для Лукина нарушение. Ведь если бы с уже подготовленными бумагами к Лукину заявился сам космонавт Севастьянов, тут было бы трудно что-либо оспорить или изменить. С одним из самых влиятельных депутатов фракции коммунистов особо не поспоришь! Но я принес свой проект не Севастьянову, а Лукину, и он имел возможность исправить вопросы так, как считал нужным. Лукин помолчал, подумал и, сообразив, что смотреть проект прежде Севастьянова явно выгодно, не стал спорить, а потянул к себе бумажку с вопросами.

Вопросы были под стать теме: "Какой, по вашему мнению, в настоящее время сложился правовой статус Каспийского моря? Какой правовой статус Каспия в наибольшей степени отвечает интересам России? Существует ли возможность для России отстаивать и дальше раздел Каспия по прямой линии Астара – Гасан-Кули? Применимы ли к Каспию принципы разграничения морских пространств, закрепленные в Конвенции ООН по морскому праву? Как соотносится статус Волги со статусом Каспийского моря?".

Остальные вопросы были примерно в том же духе. Они были понятны специалистам, но внешне не несли никакой политической окраски. Министерские юристы были вольны ответить так, как они считали уместным и правильным. Никакого очевидного подвоха вопросы явно не содержали.

Ближе к концу списка шли вопросы, касавшиеся транзита: "Какой режим использования Волги как транзитного пути в наибольшей степени отвечает интересам России? Какие имеются у России возможности по регулированию транзита на Каспий?".

Среди этих вопросов затесался и еще один: "Как следует поступать России в случае, если другие прибрежные каспийские государства не будут соглашаться с ее подходом в отношении правового статуса Каспия?". 

Ну, разве можно было тут заметить подвох или двусмысленность, которая могла бы повредить политике США в этом регионе? По моему мнению, подготовленные вопросы внешне были вполне лояльными и нейтральными и вовсе не выглядели, как попытка навязать какое-то особое мнение участникам парламентских слушаний.

Лукин поморщился, покрутил бумажку туда-сюда. Подумал, прикинул. И, наконец, пожав плечами и не обнаружив никаких вредных идей, вернул ее мне со словами: "Действуйте, как считаете нужным!".

Я положил документ в папку и, не проявив никаких эмоций, стал докладывать следующий вопрос. Основная задача по подготовке разрушения линии правительства России по Каспийскому морю была решена. Бдительность Лукина удалось обмануть в очередной раз, тот явно ничего не заподозрил. Похоже, в пединституте лекций по вопросу о линии Астара – Гасан-Кули студентам не читали.

Уже на следующий день перед Лукиным лежало более тридцати проектов писем самым разным министрам. Там было указано время слушаний и содержалась просьба прислать представителя для участия в них, а также по возможности ответить на несколько вопросов. Дальше шли те самые вопросы, которые я накануне докладывал Лукину. На экземпляре, который должен был подшиваться в дело, красовалась размашистая подпись космонавта Севастьянова.

Лукин взял ручку, а я приготовился исполнять уже отлаженную процедуру. Обычно для нее требовался еще один сотрудник. Я клал перед Лукиным документ на подпись, Лукин подписывал, другой сотрудник тут же выхватывал уже подписанный документ, а я клал на его место новый. Такой "конвейер" позволял достаточно быстро подписать даже сотню писем. Технология была хорошо отлажена и отрепетирована. Только подписывай!

Но в данном случае писем было всего около тридцати, так что я справился и без помощника, одной рукой подкладывал новое письмо, а другой рукой выхватывал уже подписанное. Вы скажете, что при такой процедуре Лукину можно было подсунуть на подпись что угодно? Не совсем. Конечно же, Лукин мог в целом оценить структуру письма. И если бы она вдруг изменилась, он бы это, несомненно, заметил.

Но в письмах все-таки был один элемент, который должен был меняться. Это был адрес. Министерства были разные и министры – тоже. Понятное дело, что Владимир Петрович Лукин на эту часть письма точно не обращал никакого внимания.

А зря не обращал! Адреса были достаточно интересные. Как бы вы, например, запросили министерство обороны? "А как его еще можно запросить?! Разве тут могут быть какие-то варианты? Письмо министру – вот и все!"– воскликнет искушенный читатель. Нет, как раз тут-то и имелись варианты. Конечно, одно письмо адресовалось лично министру, тут деваться было некуда. Но в дополнение к этому письму было еще два письма: к начальнику генерального штаба и к начальнику главного разведывательного управления того же самого генерального штаба. Казалось бы, зачем совершать очевидную глупость, ведь отдельные подразделения министерства обороны не могли иметь иное мнение, чем министр?

Так рассуждают люди, плохо знакомые с устройством российского государства и с процедурой принятия в нем решений. На самом же деле, засылая три письма в разные подразделения одного и того же министерства, я хорошо понимал, кому именно они попадут на исполнение и какой от них ответ может прийти.

Ответы действительно пришли самые разные. Сам министр обороны ответил коротко, не утруждая себя ответами на какие-то вопросы. Генштаб и ГРУ ответили пространно. Их ответы, конечно же, в общем, не противоречили друг другу. Но отличались по степени жесткости тех мер, которые они предлагали использовать.

Отдельное письмо пошло в Службу внешней разведки, в ФСБ, отдельное – в МИД в министерство рыбного хозяйства. Получили письма и некоторые научные институты, в которых тоже сидели люди с определенными взглядами.

Тут надо сделать крошечное отступление и сказать пару слов о том, что именно представляли собой парламентские слушания в Государственной думе. Как можно заключить из названия, там кто-то выступал, а кто-то слушал и потом писал рекомендации по итогам того, что услышал. На практике мероприятие, как правило, получалось (и получается!) довольно-таки бестолковым и бессистемным. Выступающих много, время ограничено. Кто-то выступить не успел. Кто-то немного неверно выразил свою мысль. Кто-то выступал первым, его слова запомнились. А кто-то последним, когда у слушателей уже слипались глаза.

На самом деле от таких слушаний мог быть толк только тогда, когда организатор уже заранее знал ответы на все вопросы и что может сказать тот или иной выступающий. Вот тогда можно было составить разумный список выступлений и задать выступающим хорошие наводящие вопросы, а рекомендации написать еще за неделю до слушаний!

Бестолковость парламентских слушаний была не просто их уязвимым местом. Допустим, вы даже располагаете стенограммой таких слушаний. И прямо по стенограмме составляете проект рекомендаций. А как их защитить на заседании комитета? Те, кто в принципе не согласен с вашей постановкой вопроса, будут придираться к каждому слову, будут оспаривать каждый вывод. И будет очень трудно их переубедить, ссылаясь на что-то, сказанное устно. Тем более что на слушаниях один сказал одно, а следующий выступающий – совсем другое. В результате рекомендации парламентских слушаний в Думе получались, как правило, компромиссными по содержанию и умеренными по выводам. То есть, если выражаться простым человеческим языком: беззубыми, а потому почти бесполезными.

Так было, но только не у меня!  Самое смешное, что я действительно писал проект рекомендаций, как правило, заранее, до их проведения и потом лишь слегка исправлял текст по итогам обсуждения. Понятное дело, у меня и выводы, и рекомендации были обычно жесткие и целенаправленные.

Наконец, стали приходить ответы из министерств и ведомств по Каспию. И ответы поразили даже меня, человека, что называется, видавшего виды. Я понял, что со своими вопросами попал в точку даже больше, чем предполагал. Во всех министерствах в юридической службе засели, судя по всему, такие же, как и я сам, юристы старой школы еще из советского времени. И они точно так же хорошо знали каспийскую эпопею с транзитом, разграничением, яхтой иранского шаха и землечерпалкой. Несомненно, все они поняли скрытый смысл заданных мной вопросов. И ответили так ясно, что дальше, как говорится, ехать было некуда.

Все министерства в один голос написали, что свободный транзит других государств по Волге противоречит интересам России, подрывает основы государственной политики в отношении Каспия. Неопределенно высказалось только одно министерство. Все остальные высказались очень четко.

Но позиция по транзиту – этого было мало! Весь силовой блок однозначно написал, что если другие государства будут действовать на подрыв позиции России по принципам разграничения, то в таком случае нужно без колебаний применять силу.

Иными словами, если какое-то прибрежное государство или его компании вздумали бы, например, заниматься бурением нефтегазовых скважин в спорных районах Каспия, то против них следовало применять оружие, то есть, попросту говоря, стрелять на поражение. Точно так же, если бы кто-то пытался свободно ходить по всей акватории Каспийского моря, тем самым настаивая на применимости принципа свободы судоходства, с ним точно так же следовало поступать предельно жестко – стрелять!

Удивительное дело, но письма были подписаны на достаточно высоком уровне, министрами или, в крайнем случае, их заместителями. Вряд ли они предварительно не прочитали то, что подписывали. А ведь в письмах говорилось о необходимости применения силы в отношении других стран!

Возникал законный вопрос: если все министерства придерживались такой точки зрения, то откуда же взялось это самое соглашение о свободе транзита через Каспий? Его что, ни с кем предварительно не согласовывали и не обсуждали? Личная инициатива Виктора Степановича Черномырдина?

Я, однако, на время отбросил все эти вопросы и занялся непосредственной подготовкой к слушаниям. Это была довольно противная рутинная работа. Надо было заказать пропуска, перепроверить заказ зала заседаний, пригласить стенографисток. Нужно было также оповестить депутатов о точном времени и месте проведения слушаний.

Наконец, наступил день слушаний. В зале заседаний было не протолкнуться. Заявилась и вся команда юристов-международников, которых я хорошо знал. Я не успевал пожимать руки и кивать в знак приветствия. Список желающих выступить не имел конца.

Наконец пришел и Лукин, уселся в президиуме, оглядел всех пришедших и, видимо, тоже поразился возникшему ажиотажу. Он, похоже, думал, что мало кто вообще интересуется каким-то там Каспийским морем. А тут такое горячее желание поучаствовать и выступить!

Регламент был утвержден довольно жесткий: по десять минут на выступление и самый минимум на вопросы. На трибуну взобрался первый выступающий…

Через четыре часа непрерывных выступлений, разговоров, вопросов-ответов Лукин понял, что конца-края всему этому делу точно не будет. Тема была явно плодотворная. Каждый блистал своими познаниями, пытался подойти к проблеме основательно и аргументированно. Наконец, Лукин устал слушать, объявил последних трех выступающих и через полчала завершил мероприятие.

На следующий день мне принесли расшифрованную и распечатанную стенограмму. Листов в ней было, наверное, не меньше сотни. Я уселся их изучать. Впрочем, это была почти бесполезная работа. Обсуждение шло довольно сумбурно, время было ограничено, в результате из выступлений только с большим трудом удавалось вычленить что-то определенное и конструктивное. Если бы не предварительно заданные вопросы, я вряд ли смог бы обосновать соответствующие выводы. Как это ни удивительно, никто, решительно никто не отважился с высокой трибуны заявить, что без применения силы или хотя бы угрозы ее применения интересы России на Каспии защитить не удастся. Выступавшие то ли стеснялись, то ли не успевали это сказать. Но факт оставался фактом: ничего на эту тему так и не было сказано. Вот и полагайся после этого на стенограмму и устные выступления!

Я потратил какое-то время на уточнение проекта рекомендаций слушаний (сам проект я, как обычно, написал заранее), потом перечитал весь текст с начала до конца и тяжело вздохнул. Наступил момент, когда надо было идти к Лукину и предъявлять проект на утверждение. Было понятно, что тот будет резко против любых радикальных выводов, тем более ущемлявших интересы иностранных нефтяных корпораций. Вся надежда была только на письменные ответы из министерств.

Беседа с Лукиным оказалась даже более тяжелой, чем я ожидал. Лукин дочитал проект до выводов о запрещении свободного транзита и до применения оружия и просто с размаху хлопнул бумагой об стол. При этом он столь выразительно глянул на меня, что сразу стало понятно: сейчас будет буря!

Лукин действительно не очень стеснялся в выражениях. Идея утвердить на Каспии права России и приструнить другие государства ему явно не нравилась. Может быть, только теперь он понял, что вся деятельность международных нефтяных компаний на Каспии оказалась под угрозой. Угроза нависла над американцами, которые уже вложили в разведку нефти на Каспийском море даже не сотни миллионов, а миллиарды долларов! Лукин весь кипел. И при этом очень недвусмысленно поглядывал на меня: "Это ты, подлая сволочь, всю эту катавасию заварил?!". Я хорошо понимал смысл этих взглядов и старался никак себя не выдать.

– А что тут можно было еще написать?! Вот посмотрите сами, что нам написали министерства!– и я стал выкладывать перед Лукиным одно письмо за другим. Тот читал и постепенно менялся в лице. Гнев и ярость постепенно сменялись растерянностью. Даже Лукин понимал, что против написанной на бумаге позиции соответствующих министерств и ведомств (Министерства обороны, ФСБ, ГРУ!) выступать было совершенно невозможно. Ну, не прятать же от депутатов эти ответы?!

Если бы инициатором и организатором слушаний был кто-нибудь другой, но только не космонавт Севастьянов, Лукин, наверное, не постеснялся бы и просто спрятал от депутатов эти письма. Пусть читают стенограмму и довольствуются тем, что было сказано устно. Но связываться с Севастьяновым было не только бесперспективно, но и опасно. Мог получиться очень неприятный скандал. А скандала Владимир Петрович совсем не хотел.

Лукин еще попытался как-то подправить текст, смягчить его, сгладить острые углы. Но потом бросил эту затею. Мелкие поправки ничего не давали. С их помощью никак не удавалось поставить под сомнение основные выводы. А они были безжалостные: транзит прикрыть и иностранцев изо всех спорных районов Каспия турнуть, не стесняясь в средствах!

Лукин повертел проект в руках, еще поразмышлял. И вдруг явно оживился. Что же он еще такое придумал? А придумал Лукин довольно простой ход: навесить на рекомендации гриф "не для печати". Конечно, это был неформальный гриф. Но он предполагал, что рекомендации этих слушаний публиковать будет нельзя.

Лукин вопросительно глянул на меня: "Что вы по этому поводу думаете?". Я был просто государственным служащим, а не депутатом, но мог настроить других депутатов. И лучше было сразу проговорить со мной эту идею. Я, конечно, чуть скривил губы. Ничего себе парламент! Итоги его работы даже нельзя показать собственным избирателям! Но, наверное, надо было соглашаться с Лукиным. Ведь он мог придумать и вставить другие палки в колеса. Держал бы у себя этот проект сто лет, ссылаясь на необходимость доработки. А тем временем искал бы каких-нибудь ученых или сотрудников министерств, которые помогли бы оспорить предлагаемые выводы. В конце концов, как я решил, гласность тут, наверное, не была ключевым обстоятельством. Рекомендации направлялись непосредственно в правительство. И там от них наверняка не смогли бы отмахнуться, даже если бы захотели. Все-таки консолидированное мнение парламента и всех министерств! Не враги же России засели в этом правительстве! И я тогда согласился с Лукиным: "Не для печати, значит, не для печати, вам виднее".

На заседании комитета Лукин не бушевал и не ругался. Он уже понял, что придется уступить. Но как же бунтовали другие либералы! Слов было сказано немало. Но я ставил протестующих на место довольно просто: вытаскивал и зачитывал соответствующие письма из министерств. Наконец, "пятая колонна"  сдалась. Рекомендации были утверждены почти без поправок.

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ