Среда
24.04.2024
14:13

Трофимов Владимир Николаевич

   Но ведь до поста ГАИ, как нам говорили местные, было больше двадцати километров. Как же мы так быстро до него добрались? Видимо, я здорово надавил на газ, хотя субъективно мне не казалось, что я превышал допустимую скорость.

   В общем, все обошлось. Пока гаишники крутили головами, я довольно резко развернулся и был таков. Кстати, я тот случай тоже сильно запомнил и с тех пор твердо не пью за рулем.

   В тот уик-энд  понтон между островом и берегом так и не был убран. Наша затея достигла искомой цели. Хотя надо признать, что мы создали рискованную ситуацию для здоровья двух местных жителей. Они могли разбить себе головы, могли просто умереть от алкогольного отравления, от инсульта или инфаркта. По счастью, ничего подобного в тот раз не произошло, и нам с Вовкой не пришлось брать грех на душу.

   

   По дороге назад случилось еще одно приключение. За которое Володька довольно-таки прилично взъелся на меня. А случилось вот что. После Волгограда, уже с новым пассажиром, мы отправились назад. Звали девушку Олей. Была она довольно хрупкой комплекции и невысокая. Не могу сказать, что она выглядела уж слишком какой-то снобкой или эстеткой. Одета была в обычный спортивный костюмчик с курточкой. Как обычно и одеваются на загородные пикники. Но в лице ее, тонком и как бы заостренном, проглядывало что-то такое, что заставляло меня немного напрячься.

   Нет, она ничего такого колкого не говорила. И вроде бы никак явно не демонстрировала своего к нам отношения. Но вела себя как бы слегка отстраненно. Можно же было бы порасспрашивать нас о том, где остановились, что делали эти дни. Это было бы вполне понятной и объяснимой реакцией. Однако Оля всеми подобными расспросами пренебрегла. На наши слова отвечала вяло и односложно, больше поглядывая в окно и явно занимаясь какими-то своими собственными размышлениями, а, может быть, даже и расчетами.

   Понаблюдав за ней некоторое время, я пришел к следующим выводам. Оля любила город и приличное общество. Наверное, предпочитала одеваться изысканно. И вести беседы скорее на светские городские темы. А вся эта страсть к экзотике, к единению с природой была ей не очень близка. И с нашей сомнительной компанией она связалась исключительно из-за Лешки. На которого, надо полагать, имела серьезные или почти серьезные виды. Как потом выяснилось, она была слегка старше Лешки.

   Так за полусветской беседой за пару часов мы и докатили до нашего парома. Он стоял на берегу, никем никуда не убранный. Оно и понятно – паромные соглядатаи из-за неразумной дружбы с нами теперь лежали где-то с серьезной головной болью. А может быть, уже пришли в себя и отправились искать, чем похмелиться. В любом случае ни до нас, ни до парома им никакого дела уже не было.

   Впрочем, отсутствие паромщиков нас ничуть не смутило. К этому моменту мы в переправном деле уже вполне освоились. И искренне считали, что справимся с паромом и сами, без местных помощников. Володька лихо закатил на паром, встав примерно в середине. Я отвязал плавсредство от берега. И мы вдвоем начали его довольно-таки усердно тянуть. Ольга вышла из машины и наблюдала за нашими действиями со стороны. При этом и ее поза, и выражение лица отражали как сомнения в нашей квалификации, так и серьезные опасения за свою жизнь. Наверное, городская дамочка сомневалась в том, что мы – настоящие герои.

   Такое отношение вызвало у меня предсказуемую ответную реакцию. Я отвернулся и нарочито активно стал тянуть трос. Впрочем, можно было не усердствовать. Ширина протоки была невелика. И за считанные минуты мы доплыли до противоположного берега. Володька залез в машину. А я ловким прыжком отправился на берег. При этом я всем своим видом пытался продемонстрировать, какой я умелый и как у меня все легко получается. Ольга довольно-таки осторожно, но тоже перебралась на берег.

   Конечно, в тот момент я не сознавал эволюции сложных переплетений моего внутреннего мира. Это уже потом, на «разборе полетов» я стал копаться в своем сознании и попытался выяснить, что же такое в тот момент притупило мою бдительность. Получалось, что именно дама Лешкиного сердца. Именно на нее я тогда и отвлекся.

   Так вот, выскочив на берег, я схватил веревку и быстро привязал понтон к берегу. Тут надо уточнить. Понтон привязывался не одной веревкой, а целой парой. Что было неудивительно, ведь на нем переезжали довольно тяжелые грузовые автомобили, не то что наш «Жигули». Для привязывания веревок на берегу были вкопаны два невысоких столба.

   Для начала я привязал веревку к тому столбу, который был ниже по течению. А потом вернулся на паром, взял вторую веревку и привязал ее ко второму столбу. Девица девицей, но у меня хватило ума натянуть обе веревки и довольно плотно замотать их вокруг столбов. На это – хватило. Но не хватило на другое. Дело в том, что расстояние между столбами было поменьше, чем ширина парома. Поэтому веревки с краев парома тянулись к ним не перпендикулярно к берегу. А немного по косой, образуя своеобразную трапецию. А трапеция, как известно из школьной геометрии, в отличие от треугольника, жесткой конструкцией не является.

   Конечно, если бы я не отвлекался, а чуть-чуть задумался, то привязал бы веревки немного иначе. Начал бы с веревки, которая находилась выше по течению. И натянул бы ее до предела, чтобы она тянулась к парому по самому короткому пути. То есть перпендикулярно к берегу. А уж нижнюю веревку натягивал бы по остаточному принципу, просто плотно, но по тому направлению, которое само бы получилось.

   Я же по своему недоумию и невниманию поступил иначе. Нижнюю веревку завязал посильнее. А потом уже начал завязывать верхнюю. В результате последняя оказалась натянута не по кратчайшему расстоянию. Край понтона, который был выше по течению, оказался и выше столба. В результате веревка протянулась по косой.

   Поначалу все эти мои манипуляции никаких серьезных последствий не повлекли. Понтон стоял у берега совершенно недвижимо. Ничто не предвещало никаких неприятностей. Володька смело завел мотор и поехал на берег.

   Дальше, как всегда в этой жизни, начались плохие совпадения. Если бы Володька не осторожничал и просто на скорости выскочил бы на берег, ничего плохого бы ни произошло. Но он стал осторожничать. Подъехал к краю понтона, притормозил. Потом немножко дал газка и выехал передними колесами на берег. Я молча наблюдал за его маневрами.

   Тут Володька еще раз притормозил. Суть его манипуляций была понятна. Встать передними колесами понадежнее на твердый берег. А потом осторожненько переехать с понтона, не допуская никаких прыжков задними колесами. Но, как известно, человек предполагает. А Бог располагает.

   С этого момента события стали развиваться вовсе не по Вовкиному плану. Он осторожно дал газка. Но передние колеса где стояли, там и остались. Зато задние уперлись в понтон. И успешно оттолкнули его от берега…

   Дальше все происходило довольно быстро. Паром отошел от берега. Но не больше, чем на полметра. Затем замер. И стал медленно-медленно сдвигаться по течению. Я даже не успел испугаться. Просто глянул на неправильно привязанные веревки. И тут же, в то же мгновение понял, что бояться нам, в общем, нечего. Веревки были привязаны довольно прочно. Паром отошел на полметра, потом стал немного смещаться вдоль берега. Но всего настолько, чтобы верхняя веревка натянулась. Дальше его должно было просто прижать назад к берегу. И единственным неприятным последствием моей невнимательности было бы только то, что машина немного сместилась бы и встала к берегу не прямо, а по кривой. Но в воду бы ни в каком варианте не упала. Для этого полуметрового расстояния между паромом и берегом, а также свободного хода верхней веревки было явно недостаточно.

   Но все это стало ясно именно мне, так как я стоял на берегу и со своей позиции мог быстро оценить, какие именно последствия моей небрежности нам грозят. Но совсем другие чувства испытал Володька… Мне даже трудно описывать, что именно он почувствовал.

   Он сидел себе спокойненько в машине и рассчитывал выехать на берег. Дал газка. А машина не берег не выкатилась. И тут Володька вдруг неожиданно почувствовал, что понтон уплывает. Из кабины он понял только одно. Еще мгновение, и понтон вовсе уплывет. А машина останется передними колесами на берегу. Зад же ее упадет в воду. Машина покатится назад. И холодная темная пучина сомкнется над Володькиной машиной. Да, не хотел бы я оказаться на его месте! Так можно и инфаркт с инсультом схлопотать.

   Володька как пуля вылетел из машины. И истошно заорал только одно слово: «Держи!!!» Как же он заорал! В этом крике уже слышалось все ужасное отчаяние по случаю утопления замечательной машины. Неделю мы ловили в реке раков, черепах и разных рыб. А теперь благодаря мне стали бы ловить там Вовкину машину. Не исключаю, что в таком случае в качестве наживки на крючок попал бы именно я. Ничего себе рыбалочка получалась в одном из рукавов реки Волги!

   Издав свой безумный крик, Власов пуще Тарзана прыгнул на берег. Вцепился в верхнюю веревку и стал бешено ее тащить. В общем, это не произвело особого эффекта. Веревка к этому моменту уже и так натянулась по течению. А паром сам пошел к берегу. Вытянуть же паром против течения, тем более с машиной весом в полторы тонны, было совершенно невозможно. Да и не нужно. Чтобы после этого паром еще раз прошел свой путь вниз?

   Я все это видел и, в общем, не сильно-то и волновался. Мне было предельно ясно, что ни в какую Волгу наша машина не нырнет. Несмотря на ее волжское название. Однако тут Володька еще раз заорал: «Держи!» Вид у него при этом был совершенно чудовищный. Он тянул на себя веревку изо всех сил. Лицо его стало пурпурно-красным. Глаза вывалились из орбит. Рот искривился в безумном крике. А смотрел он при этом не столько на машину, сколько на меня. С него можно было рисовать картину. Под которую просилась табличка «Ненависть».

   Я тоже вцепился и стал тянуть нижнюю веревку. Что было совершенно бесполезно. Паром и так уже успел занять вполне устойчивое положение и больше не собирался никуда уплывать. Однако не тянуть и не демонстрировать свое рвение было никак нельзя. Тогда я из разгильдяев уже перекочевывал бы в разряд злоумышленников. Который вознамерился то ли из зависти, то ли от алкогольного помутнения ума, но безжалостно утопить последнюю в этой жизни Вовкину радость и любовь – его любимый автомобиль.

   Прошло еще одно мгновение. И Вовке тоже стало понятно, что ныряние автотранспорта в глубокие мутные воды отменяется. Что «жигуль» спасен. Что назад в Москву он поедет не на поезде. И ему не надо будет докладывать своей жене, что в результате им же придуманной поездки автомобиль превратился в подводную лодку. Благодаря усилиям одного молодого, но перспективного дипломата.

   Тут Володька наконец перестал тянуть веревку, хотя из рук ее еще не выпускал. А я подумал, что сейчас он кого-то будет убивать. Скорее всего, меня. По счастью, никакого опасного предмета у моего товарища под рукой в этот момент не оказалось. А еще через пару мгновений к нему и вовсе вернулся разум. И он понял, что если меня убьет, то его самого посадят в тюрьму. И опять прощай заветный «жигуль».

   Убивать же меня Власов собирался за то, что я плохо завязал на берегу одну из веревок. По его мнению, веревка развязалась, и только благодаря его титаническим усилиям, а также умным руководящим указаниям удалось предотвратить черный конец.

   Володя через несколько секунд и вовсе остыл. И даже обмяк. Как-то весь он вдруг сдулся и поник. Вдруг примолкнув, он пошел назад в автомобиль. Мотор которого, кстати, продолжал работать. Тут я совершенно некстати почему-то припомнил стишки из далекого детства: «Пошли по речке пузыри, считает заяц – раз, два, три». Машина тем временем дернулась и худо-бедно, по косой, но выкатилась на берег. Все! Автомобиль был спасен.

   Тут только я глянул на нашу красотку. Оля стояла на берегу, вся сама не своя. Ясно, что своим немудреным женским умом она не могла оценить, насколько серьезной была опасность. Она могла понять это только косвенно, по нашему поведению. И если судить по звериному Власовскому крику и диким прыжкам, мы только что еле-еле избежали огромной, чудовищной беды. Ничего себе путешествие к Лешке получается! Если такое случилось уже в начале, что же будет потом?

   Нет, я не могу утверждать, что девушка от только что пережитого совершила что-то позорное. Отнюдь. Она стояла вполне уверенно на своих ногах. И ни в какие кусты после всего случившегося бежать явно не собиралась. Однако вид ее был красноречивее любых слов: «Куда я приехала?! И с кем я связалась?! А что было бы, если бы я осталась в машине?!»

   Оставшуюся дорогу к лагерю мы преодолели молча. Там нас ждал Лешка, на лице которого играла самая приветливая на свете улыбка. Которая оказалась прямой противоположностью выражения лица как Власова, так и Лешкиной пассии. Что было на моем лице, я могу только гадать. Однако мне опять вполне некстати вспомнился эпизод из известного кинофильма: «Не виноватая я! Он сам пришел!»

   Тут только началась разборка паромного происшествия. Я кое-как пытался оправдываться. Но Володька меня не слушал. Его как прорвало. Он говорил и говорил. И из его слов следовало, что более безалаберного и никчемного человека, чем я, он никогда еще в своей жизни не встречал. И, наверное, так до самой смерти не встретит. Если смерть не настигнет его благодаря моим «стараниям» уже теперь.

   Ольга же в нашем горячем споре принимать участия не стала. Она огляделась и довольно быстро исчезла в палатке. Не могу сказать, что она вообще оттуда не выходила остаток срока. Но видели мы ее нечасто, это уж точно. Есть люди, которые любят туризм, путешествия, приключения. Но наша спутница была явно не из этой категории. Тем более, что она уже хватила досыта на паромной переправе.

   Оставшиеся дни бежали один за другим. Рыбалка рыбалкой, а как-то, сидя у костерка, мы вдруг припомнили, что вдоль дороги к Волгограду видели довольно обширные бахчи. А что, если купить себе арбузов? И захватить их в Москву? Но мы что-то не замечали, чтобы кто-то продавал эти арбузы. Обычно таких торговцев можно встретить вдоль автомобильных дорог. Но тут ничего подобного не было. Но ведь как-то местные жители покупали и ели этот замечательный плод (ягоду, если быть точным)?

   Пришлось идти за советом к нашему картофельному сторожу. Он, напомню, как и паромщик, был человек бывалый. В том числе успел посидеть в тюрьме. По нашему разумению, такой опытный местный житель должен был нам помочь. Он действительно внимательно выслушал нас. И, не задумываясь, тотчас уверил, что проблем не будет, у него среди корейцев есть знакомые. И он к ним сегодня же пойдет и договорится. Такой ответ нас очень устроил. Кстати, удивительно, но действительно, в этом районе арбузы выращивали настоящие этнические корейцы. Единственно, я так и не смог выяснить, из Северной они Кореи, или из Южной.

  

   Итак, на следующий день я и Володька собрались за арбузами. Лешка со своей дамой сердца остался в лагере. Мы переехали понтонную переправу и уже на той стороне встретились со своим сторожем.

   – Ну что, договорился с корейцами?

   – Договорился, договорился, все в порядке, поехали!

   Мне еще тогда показалось, что сторож произнес эти слова с какой-то особой небрежной интонацией. Тайный смысл этой интонации я понял только потом.

   Мы выехали на шоссе. Рядом с нами начиналось и тянулось до горизонта арбузное поле. Недалеко, метрах в трехстах, виднелись домики корейцев. Я ожидал, что мы подойдем к ним, поговорим, заплатим деньги.

   – Все в порядке, я уже договорился, – еще раз подтвердил наш сторож. – Идите, рвите!

   Мы съехали с шоссе и стали наполнять багажник здоровенными арбузами. Я вместе со своими товарищами активно таскал полосатых красавцев. Однако в самый разгар сбора урожая мой взгляд вдруг упал на домики корейцев. Там клубилась пыль, как будто ехал какой-то автомобиль. Это было немного странно, и я стал приглядываться. Нет, это оказался совсем не автомобиль. По пыльной дороге вдоль шоссе в нашу сторону двигались люди. Но почему такая пыль? Тут только я сообразил, что вся эта группа людей не просто идет, а отчаянно бежит, а в руках у некоторых из них то ли длинные палки, то ли даже косы. Бежали они так яростно, что вздымали огромные клубы пыли.

   Я живо представил, что они с нами сделают, когда сюда добегут. Перспектива получалась совсем безрадостная. И я дико, во все горло заорал Володьке, что надо смываться. Было совершенно некогда объяснять, что и почему. Мы вскочили в машину, но Володька, по-моему, с трудом врубался в ситуацию. Стал разворачивать машину навстречу толпе. Там действительно был более комфортный выезд на шоссе. А вдруг не успеем? Тут я сказал Володьке что-то такое, что он бросил разворачиваться и выскочил на шоссе прямо по бездорожью. Все, ушли!

   Семен, однако, вел себя так, как будто ничего не произошло. Хотя ситуация вышла предельно неприятная и даже рискованная. Но спорить с Семой или делать ему выговор было совершенно бесполезно. Когда же он увидел, что мы не ругаемся, то и вовсе осмелел: «Ребята, а не поделитесь арбузами? Давайте, подъедем ко мне домой, подвезете немножко, а?» Ну не высаживать же его посередине дороги с парой арбузов! И мы направились к нему в дом.

   Володька вел машину, а я все не мог успокоиться после этой истории. Выходит, мы, городские жители, оказались слишком простодушными. Послушались бывшего арестанта, поверили ему на слово! И в результате стали самыми обычными ворюгами, сами того не подозревая. Кстати, вся эта история могла очень плохо для нас кончиться, если бы мы не успели вовремя удрать. Нас могли и искалечить. Видать, не зря наш Семен не один раз попадал в тюрьму!

   Дом у сторожа был примечательный. Судя по всему, он жил тут совершенно один, без семьи. Домик на самом деле был небольшим сарайчиком, пристроенным к какому-то дому побольше. Размеры – метра два на пять. С одной стороны стоял стол с двумя стульями и табуреткой, с другой, за шторой – кровать. Этой мебелью все и ограничивалось. Пол был земляной. Я до этого никогда не бывал в домах с земляными полами. Просто хорошо утрамбованная земля, вот и все.

   Мы отдали сторожу несколько арбузов, и он решил нас в ответ немного угостить. Точнее, я полагаю, втравить в трапезу, чтобы мы в конце концов выставили спирт. Мы выставили. Сторож тут же куда-то сбегал и принес куски отварной осетрины. Врать не стану, рыба была очень вкусная. Даже без спирта. Похоже, тут на Ахтубе все были браконьерами. Ну может, и не все. Но уж наш Сема точно не относился к исключениям.

   Опять завязалась бестолковая беседа. Вдруг наш сторож остановился на полуслове и замер, как будто к чему-то прислушиваясь. Через мгновение он медленно встал со своего табурета и точно так же медленно-медленно начал красться к шторе, закрывавшей кровать. Мы наблюдали за ним как завороженные. Что еще за странное поведение? Что тут вообще происходит?

   Семен тем временем потихоньку подобрался к шторе, которая скрывала постель, слегка помедлил и потом резким театральным движением рванул ее в сторону. Нашим глазам предстало довольно необычное зрелище. На постели Семена лежал какой-то небритый мужик в грязных лохмотьях. Он, видимо, услышал шум отодвигаемой шторы и приоткрыл глаза.

   – Ты кто??? – эти слова Семен произнес не то чтобы вопросительно, а просто в полном изумлении. Получалось, что пока хозяина не было дома, какой-то тип пробрался внутрь, залез в его постель прямо в грязной одежде и там и заснул. Настоящие Машенька и три медведя. Только в постель залезла не Машенька, а грязный медведюга. Я вдруг подумал, что этот тип лежал в кровати все то время, пока мы тут беседовали. И на какие темы мы при этом говорили? Как ловко украли у корейцев арбузы?

   Дядька стал что-то путано объяснять про пастухов, про знакомого, который друг другого знакомого, а тот якобы посоветовал зайти сюда. Я замер. По моим меркам, подобный незваный гость, забравшийся в чужой дом и заползший в чужую же постель, претендовал по меньшей мере сначала на удар по морде. А потом и на немедленное изгнание из дома с еще одним хорошим ударом под зад.

   В реальной жизни все однако сложилось по-другому. Нашего Семена почему-то все эти сомнительные и путаные объяснения в конце концов удовлетворили. Никакого битья морды не последовало. Более того, этого друга местных пастухов наш сторож счел даже возможным пригласить к столу. Где тот в результате даже исхитрился слегка отпить нашего спирта. С большим трудом, но наконец мы отвязались ото всей этой галиматьи и уехали на свой остров. Может, этот тип в постели был каким-то беглым каторжником? А у Семена тут была перевалочная база, тире местная «малина»? Очень даже может быть. С него сталось бы.

   Я так подробно рассказываю про все это, потому что испытал настоящий шок, столкнувшись с простой российской глубинкой. Половина населения успела посидеть в тюрьме. Живут так, как будто завтрашний день вообще не должен наступить. Жилье и быт в целом – предельно необустроены. При возможности не задумываясь воруют и браконьерствуют. Правильно ли мы вообще понимаем, сидя в своей Москве, в высотном здании на Смоленской площади, что ощущает и как на самом деле живет вся остальная Россия?

  

---------