6.4. Разграничение в Беринговом море
Нередко Горбачеву и Шеварднадзе ставят в вину заключение в 1990 году соглашения с США о разграничении морских пространств в Беринговом и Чукотском морях. Как говорят критики, в результате этого соглашения СССР потерял значительные пространства в этих морях, не получив взамен ничего. Налицо односторонняя уступка со стороны Советского Союза в пользу США.
Полагаю, что эти критики говорят совершенно справедливо. Уступка действительно была. Но тут надо разобраться поподробнее. Ведь мы с вами исследуем не просто какой-то международный договор. А изучаем вопрос, можно ли предъявить Михаилу Сергеевичу Горбачеву обвинение в том, что он на посту президента СССР действовал как коллаборационист.
Соглашение было подписано не Горбачевым, а Шеварднадзе. То есть формально под документом нет подписи Михаила Сергеевича. Означает ли это, что его вины нет в заключении соглашения? Может, он ни в чем не виноват? Может, во всем виноват Эдуард Амвросиевич, а Горбачев просто ничего не знал?
Конечно, знал! Пройдемся по технологии заключения этого соглашения. Советскую делегацию на переговорах возглавлял заведующий Договорно-правовым отделом МИД СССР Юрий Михайлович Рыбаков. Личность довольно невзрачная, на этот пост был назначен по протекции Пирадова, мужа дочери Громыко. С начальством не спорил, если что, сразу «под козырек». Но это моя личная оценка, с ней можно соглашаться или нет.
Переговоры шли довольно долго. И почти перед каждым раундом переговоров вопрос в письменном виде докладывался вовсе даже не министру Шеварднадзе. А за подписью кого-то из заместителей министра президенту страны. Так что тут не открутишься, что не знал. Архив документов МИД СССР никуда не денется, там все документы на эту тему имеются. Со всеми позициями и подписями. Поэтому «незнание» исключаем.
Тем более надо иметь в виду, что речь шла не абы о каком вопросе. А о переговорах с крупнейшей мировой державой о пространствах, на которые должна была распространиться ее юрисдикция. Причем в этих пространствах можно было не только ловить рыбу. В архиве МИД СССР имеется документ, из которого следует, что в районе линии разграничения предположительно имеются большие запасы нефти и газа. Этот документ поступил в МИД до завершения переговоров с американцами.
Для того чтобы договориться, надо было определить, где именно пролегает линия разграничения юрисдикции СССР и США. Если одно государство претендовало на какие-то пространства, то это автоматически означало, что другое государство должно было уступить. То есть если США получали себе какой-то кусок моря или континентального шельфа, то это автоматически означало, что СССР этого куска лишался. В конечном итоге речь пошла об уступке нескольких десятков тысяч квадратных километров. Вполне достаточный кусок, чтобы о нем узнал лично Михаил Сергеевич.
Иными словами, вопрос выходил далеко за рамки формальной компетенции министра иностранных дел СССР. Это был на сто процентов вопрос компетенции президента Советского Союза, который мог быть решен только в случае его согласия. В общем, все обо всем знали. И Рыбаков, и Шеварднадзе, и Горбачев. Без согласия президента никакое подобное соглашение заключено не могло быть в принципе. Тем более, что оно предусматривало ратификацию (которой со стороны России нет до сих пор). Более того, соглашение предполагало его временное применение. Это очень серьезное условие. Получалось, что соглашение начинало действовать с момента подписания, а не ратификации. СССР давал согласие на уступку части своей территории без ратификации!
Копнем этот вопрос еще глубже. Проблема разграничения в этой части Мирового океана возникла не с приходом Горбачева. Эта история имела очень глубокие корни. И эти корни знал каждый юрист, который работал в Договорно-правовом отделе МИД СССР. Более того, эти корни вообще знали все юристы, которые занимались в то время международным морским правом.
А корни были следующими. Еще очень давно, в самом начале двадцатого века, некоторые страны выдвинули претензии на части Антарктики. Эти страны претендовали на так называемые сектора, которые ограничивались прямыми линиями, поведенными прямо к Южному полюсу.
Царская Россия не могла пройти мимо такого факта. Но в то время было решено, что если кто-то претендует на далекую Антарктику, то России лучше в качестве ответной меры претендовать на Арктику, которая находилась совсем рядом. И в 1916 году царское правительство так и сделало. Всем заинтересованным странам была разослана дипломатическая нота, в которой говорилось, что Россия претендует на все острова и земли, как открытые, так и те, которые будут открыты в будущем. При этом были обозначены и границы этих претензий – прямые линии, проведенные к Северному полюсу от восточной и западной оконечностей сухопутной территории государства.
Потом была революция, и лишь через несколько лет у большевиков дошли руки до этого вопроса. Но дошли, надо признать, как следует. Тут претензия была высказана уже не просто на острова, а на морские пространства как таковые. Если бы на месте большевиков было иное правительство, то не исключено, что претензии были бы сформулированы более скромно. Например, как претензии лишь на сушу, а не на море. Но у большевиков все было иначе: если революция, так мировая. И если претензии, то на все, а не на какие-то сомнительные острова, которые, еще не известно, откроют или нет.
Напомним, что тогда, в 1926 году, страну возглавлял Сталин, а также все остальные действующие лица той эпохи, в том числе Троцкий, Бухарин и иже с ними. Короче, это было решение самых что ни на есть революционных лидеров той эпохи. И это было неудивительно, ведь таким образом к Советскому Союзу присоединялось пространство, не намного меньшее, чем сухопутное пространство всей страны.
Понятное дело, другие государства стали против этого формально возражать. Но до войны дело тогда не дошло. А дошло до освоения Арктики, поскольку в умах советских стратегов того времени возникла идея, как именно обосновать присоединение этой огромной части Арктики. Как известно, для того, чтобы претендовать на какую-то вновь открытую территорию, надо об этом заявить. А также осуществить так называемую эффективную оккупацию. То есть, грубо говоря, поставить на такой территории свой флаг, а также солдата, который этот флаг будет охранять.
А нельзя ли приравнять толстые льды Арктики к суше? Если на них можно создавать постоянные поселения, то возникнет эффективная оккупация. И сектор Арктики – наш! Так и решено было сделать. В Арктику направились экспедиции.
Да-да! Научные экспедиции в Арктику совершались не из-за того, что Советский Союз очень любил научные исследования. У этих экспедиций была вполне определенная политическая цель – застолбить наше присутствие в Арктике, подтвердить наши территориальные притязания. Доказать, что на льду можно создавать более или менее стабильные поселения. А измерения температуры и влажности – это было уже попутно. Можно было и не мерить, никому это особо и не было нужно.
Вот отсюда и начались все эти станции на льду с аббревиатурой «СП», то есть «Северный Полюс», и цифрой очередной экспедиции. Сразу же появились герои, челюскинцы, папанинцы и так далее. Вот откуда (как) все это появилось, а вовсе не как какой-то особый научный проект.
Со временем, правда, выяснилось, что арктические льды, в отличие от антарктических, не стоят на месте, а перемещаются по всему пространству Северного Ледовитого океана. Концепция эффективной оккупации немного зашаталась, ледяная «суша» оказалась вовсе даже и не сушей. Но от притязаний на Арктику никто и не думал отказываться.
Я все это тут рассказываю, чтобы читателю было понятно, на что именно подняли руку Горбачев и его друг Шеварднадзе. Они замахнулись на саму историю советского государства. Впрочем, продолжим. В один прекрасный момент на самом высоком государственном уровне было принято решение обозначать границы советских претензий на Арктику в виде как бы почти государственной границы. В этом нетрудно убедиться, на любой политической и даже просто географической карте того времени от западной и восточной оконечностей Советского Союза прямо к Северному полюсу тянулось обозначение, полностью соответствовавшее обозначению государственной границы СССР. Единственно, это обозначение не всегда обозначалось красным цветом. И в легенде каждой карты было написано: границы советских полярных владений.
Мало того, в стране была создана специальная секретная межведомственная комиссия по Арктике, которую возглавлял, как правило, заместитель председателя правительства СССР. И все более или менее существенные вопросы, касавшиеся Арктики, проходили в обязательном порядке через эту комиссию. Все было сделано для того, чтобы ненароком какими-то своими действиями не разрушить свои же собственные притязания на Арктику.
Допустим, в Арктике около нашего побережья хотело проплыть какое-то иностранное судно, ледокол, военный корабль. Но там особо не поплаваешь, кругом льды, сложная обстановка. И иностранцы обращались к нам с просьбой оказать поддержку в обеспечении плавания. Мы разрешали. При этом из текста ответа ясно следовало, что мы именно «разрешаем». И, конечно же, предварительно такое решение проходило именно через ту самую секретную комиссию.
Теперь коснемся вопроса о том, что именно представляли из себя те самые восточная и западная границы «советских полярных владений». Это были прямые линии, тянущиеся прямо до полюса. Единственно, на западной границе был сделан прямоугольный уступ около архипелага Шпицберген.
Однако время шло. И в один прекрасный момент стало понятно, что прибрежные зоны любого государства можно использовать не только для судоходства. Возникло и развилось морское рыболовство. А затем возникло и понятие континентального шельфа. Прибрежные государства стали претендовать на очень большие районы морского дна, примыкавшие к их берегам. Претензии были не бескорыстными, на шельфе нашли нефть и газ и стали успешно добывать. Теоретические притязания на морские пространства стали превращаться во вполне осязаемые деньги.
Но как разграничивать притязания соседних государств? В международном морском праве сложились два критерия: принцип равного отстояния и принцип справедливости. То есть разграничение тяготело к равноотстоящей линии, но за счет принципа справедливости могло от нее и отходить. Что на практике повсеместно и происходило.
Однако тут у СССР возникли проблемы с разграничением в Арктике на западе с Норвегией, а на востоке – с США. Вот мы с вами и добрались до Соединенных Штатов. И тут выяснилось следующее. На западе с Норвегией линия равноотстояния проходила не в нашу пользу. Она залезала на часть Баренцева моря к востоку от линии советских полярных владений. Как быть? В Баренцевом море полно рыбы. И главное, тут есть нефть. Было принято решение начать переговоры с Норвегией. При этом главой делегации назначили некто Подцероба, посла по особым поручениям. Я упоминаю эту фамилию не просто так. Это было большое политическое решение. Этот самый Подцероб был особой личностью. Безвольной и трусливой. Назначив его главой советской делегации, можно было не опасаться, что он проявит инициативу и что-то там такое невзначай по неосторожности норвежцам уступит. Не проявит и не уступит. В результате Подцероб многие годы невольно морочил норвежцам голову, не уступая им ни пяди родной земли (точнее, воды).
А как же американцы? Тут была особая история. Царская Россия в свое время продала Америке Аляску. И в договоре было сказано пару слов о морской границе. Из текста договора следовало, что эта самая граница должна была быть прямой. Казалось бы, вот тебе и карты в руки! Разграничивайся с Америкой по прямой линии. А потом этим прецедентом можно «трамбовать» норвежцев. Но не тут-то было! Конечно, в США очень хорошо понимали все эти тонкости насчет морских границ. И до поры до времени не вступали с нами в переговоры, чтобы не мешать норвежцам. Более того, именно из-за угрозы силового решения вопроса Норвегия решила вступить в НАТО. Мы этим самым разграничением (а еще архипелагом Шпицберген) загнали в НАТО соседнее государство. Вот какая платилась цена за эти «границы советских полярных владений».
Однако на определенном этапе практические интересы лова рыбы и разработки нефти в Баренцевом море, рядом с Норвегией, стали превалировать. Переговоры с норвежцами оживились, была сделана попытка действительно найти какое-то решение. И наконец Советский Союз пошел на компромисс. Была обозначена так называемая «серая зона», в пределах которой обе страны должны были договариваться о своих действиях. Что-то типа совместного управления. Но линия западной границы советских полярных владений отвергнута не была.
После этого начались переговоры о разграничении с американцами. Казалось бы, продолжай многолетнюю линию Советского Союза, опирайся на русско-американскую конвенцию 1867 года о продаже Аляски, и все будет в порядке! Получишь подтверждение своих притязаний на Арктику. А если не хочешь претендовать на Арктику, то можно разграничиться по равноотстоящей линии. Тогда эта линия пройдет ближе к территории США, и мы получим дополнительный кусок морских пространств. Такой подход тоже имел свои резоны. К этому времени уже была принята Конвенция ООН по морскому праву и было признано право прибрежных государств на исключительные экономические зоны и на континентальный шельф. Причем такие права распространялись не меньше чем на 200 морских миль от берега, а то и дальше. То есть в любом случае значительная часть Арктики была бы советской.
В Беринговом море конвенция 1867 года упоминала всего три точки. То есть тут имелся существенный простор для творчества в ходе переговоров. Через эти точки можно было провести прямые линии разграничения. А можно было вполне правомерно претендовать на равноотстоящую линию, поскольку в середине XIX века еще не было понятия морской экономической зоны или континентального шельфа.
Но Советский Союз «почему-то», несмотря на все вышеизложенные обстоятельства и вопреки своей многолетней линии на секторальный раздел Арктики, вдруг занял особую позицию. Он согласился на разграничение по прямой линии в Чукотском море. Казалось бы, все хорошо. Но нет! Здесь произошло ухудшение для СССР правовой ситуации, существовавшей до злополучного соглашения 1990 года. Согласно его статье 2 «линия разграничения морских пространств идет на север по меридиану» 168 градусов 58 минут 37 секунд «западной долготы через Берингов пролив и Чукотское море по Северному Ледовитому океану, насколько допускается по международному праву». Последнее словосочетание – юридически не тождественно тому, которое было предусмотрено в тексте российско-американской конвенции 1867 года: «направляется по прямой линии безгранично к северу». Включенную в текст соглашения 1990 года новую формулировку можно толковать в том смысле, что стороны соглашения считали, что международное право не допускает, чтобы линия, разграничивающая пространства двух государств в Северном Ледовитом океане, простиралась до Северного полюса. Но такого ограничения Российская Империя и США в 1867 году не предусматривали. Именно в точке Северного географического полюса пересекаются секторальные границы, установленные русско-английской конвенцией 1825 года и русско-американской конвенцией 1867 года.
Иными словами, СССР, дав согласие на эти несколько слов «насколько допускается по международному праву», поставил Конвенцию ООН по морскому праву 1982 года выше претензий СССР на сектор в Арктике. Потому как претензии на сектор, конечно же, не соответствовали этой конвенции. Если бы СССР и США договорились о разграничении своих морских пространств до полюса, то тем самым они бы создали определенную международную практику, с которой впоследствии можно было бы примирить и нормы конвенции 1982 года. Но делегация СССР предпочла иной подход, разрушающий всю конструкцию секторального раздела Арктики.
Читатель может тут сказать, что ведь американцы не хотели претендовать на сектор в Арктике. Как можно было их заставить согласиться на то, чего они не хотели? Можно было. Во-первых, конвенция 1867 года действовала и определенно давала основания претендовать на линию разграничения до полюса. Во-вторых, и СССР, и США могли бы каждый остаться при своем мнении. Просто надо было воспроизвести в соглашении 1990 года точную формулу конвенции 1867 года, вот и все. То есть повторить уже действующую норму права, которую никто в мире не оспаривал. Но не добавлять к ней слова «насколько допускается по международному праву».
Однако соглашение 1990 года касалось не только Арктики, но и Тихого океана (Берингова моря), где по конвенции 1967 года были обозначены всего три точки. Об этом уже было сказано выше. И вот тут никто не мешал требовать разграничения в соответствии с принципами Конвенции ООН по морскому праву. Это было бы и законно, и справедливо. Однако советская делегация не стала настаивать на равноотстоящей линии. Тут она вдруг согласилась на прямые линии!
Мало того, прямые линии в географии бывают тоже разными. Бывает ортодромия, а бывает локсодромия. Разница в том, что локсодромия прямо соединяет те или иные точки. В конвенции 1867 года именно такие точки и были обозначены. А ортодромия требует дополнительных точек разграничения. Для локсодромии необходима так называемая меркаторская проекция, которая и использовалась в 1867 году.
Как нетрудно догадаться, делегация СССР не стала настаивать на локсодромии, то есть на точном понимании конвенции 1867 года. А США активно возражали против локсодромии. Почему? Потому что ортодромия была им более выгодна и позволяла присоединить к своим морским пространствам дополнительную часть Берингова моря.
Отказ от разграничения по равноотстоящей в Беринговом море, а также все эти манипуляции с прямыми линиями привели к тому, что доля США при разделе оказалась больше на несколько десятков тысяч квадратных километров.
А может, и не было никаких потерь для СССР? Может, мы тут что-то путаем? Читатель может не сомневаться, на этот счет уже имеются по крайней мере два решения российских государственных органов. 12 февраля 2003 года Счетная палата Российской Федерации провела проверку воздействия соглашения на рыбопромысловую отрасль России и подготовила отчет со следующей оценкой: «За период действия советско-американского Соглашения о линии разграничения в Беринговом море (1991—2002 года) потери России составили 1,6—1,9 млн тонн рыбы, что эквивалентно 1,8—2,2 млрд долларов США».
14 июня 2002 года Государственная Дума РФ приняла постановление № 2880-III ГД, в котором, в частности, было отмечено следующее:
«В результате разграничения морских пространств в соответствии с Соглашением в Беринговом море к США отошли: часть исключительной экономической зоны СССР площадью 23,7 тысячи квадратных километров, фактически переданная Советским Союзом Соединенным Штатам Америки еще в 1977 году; часть исключительной экономической зоны СССР площадью 7,7 тысячи квадратных километров; участок континентального шельфа площадью 46,3 тысячи квадратных километров в открытой центральной части Берингова моря, находящийся за пределами 200 морских миль от исходных линий. При этом участок континентального шельфа, отошедший в этой части Берингова моря к Российской Федерации, составил всего 4,6 тысячи квадратных километров.
На отдельном участке исключительная экономическая зона Соединенных Штатов Америки за счет неоправданно уступленной площади исключительной экономической зоны СССР превысила расстояние в 200 морских миль от исходных линий, что противоречит статье 57 Конвенции Организации Объединенных Наций по морскому праву (1982 года)».
В общем, тут уже пора подводить итоги. В результате всех этих переговоров СССР дал согласие на заключение соглашения, по которому терял довольно значительные морские пространства. Именно терял, так как использование уже согласованных международным сообществом правил, ясно записанных в Конвенции ООН по морскому праву, позволяло на полном законном основании требовать иного раздела морских пространств.
Я так подробно рассказал обо всей этой подоплеке разграничения морских пространств, чтобы читателю было хорошо понятно, о чем именно шла речь. Не о каком-то малозначительном вопросе, который неожиданно появился и был решен так, как было в тот момент удобнее для страны. А о долговременной политической линии, которую многие годы проводил СССР, жертвуя ради этого значительными денежными и материальными средствами, а подчас и человеческими жизнями. И вот именно эта долговременная линия государства и была поломана Горбачевым и Шеварднадзе. Причем умышленно поломана. Вопрос был слишком значительный, чтобы пытаться представить его как мелкий и технический. У Горбачева был умысел на уступку части морских пространств, на которые СССР мог на законной основе претендовать. И эта уступка была умышленно сделана в пользу другого государства.
Может быть, СССР получил какой-то бонус в других вопросах? Нет, не получил. Даже самые яростные адвокаты соглашения с США 1990 года не приводят каких-то данных о том, что в каких-то вопросах США в качестве ответной любезности что-то уступили СССР. Да и что может быть эквивалентно потере части своей территории? Только передача в ответ другой территории.
Итак, можно, видимо, констатировать, что по вопросу разграничения морских пространств с США Горбачев умышленно пожертвовал интересами своей страны в пользу другого государства. Что и является признаком коллаборационизма.