Свобода воли киноперсонажа
Еще один интересный вопрос – это свобода воли какого-нибудь персонажа из кино. Для наглядности выберем ковбоя. Речь идет о ковбое, который скачет в ковбойском фильме. Является он живым существом или нет? Любой человек ответит вам, что ковбой в такой ситуации – это всего лишь отражение реального человека, он не является живым существом, не может ни проявить свою волю, ни повлиять на свою судьбу. И какой был изначально задуман сценарий, так ковбой и будет поступать. При каждом повторе фильма этот персонаж будет повторять одни и те же слова и действия и никогда не сделает ничего самостоятельного. Вот так вам скажет любой человек.
Надо, однако, признать, что внешне ковбой очень похож на человека. Собственно говоря, он просто не отличим от настоящего человека. Мы его видим, конечно, на экране, а не рядом с собой. Но на экране он одет как человек, ведет себя как человек и внешне проявляет свободу воли в полной мере. Во всяком случае, так нам кажется при первом просмотре кинофильма. Мы же не знаем, что именно он скажет или сделает в каждый последующий момент. Это уже потом, после просмотра, мы все хорошо знаем. А до этого момента все действия актера на экране воспринимаются нами как действия самого настоящего живого человека.
Собственно говоря, мы относимся к образу такого киноактера точно так же, как и к ЭВМ. В отношении компьютера программисты нам сказали, что он – неживой и все его действия заранее запрограммированы. Мы его и не считаем живым. И в отношении кинообраза нам говорят, что это всего лишь кинопленка, которую прокручивают перед нами с определенной скоростью. Вот и возникает иллюзия живого человека. Да мы и сами подозреваем, что киногерой существует только потому, что его изображение было зафиксировано на пленке и воспроизводится с определенной скоростью. Если скорость изменится, то и ковбой будет скакать быстрее или медленнее. Мы твердо уверены, что действия ковбоя на экране продиктованы жесткой причинно-следственной связью. На пленке фиксируется образ. Пленка по определенной схеме просвечивается, прокручивается, а прошедший через нее свет отражается на киноэкране. Вот вам и иллюзия человека. Этот кинообраз во всем похож на живого человека, но только он – неживой.
Мало того, мы с вами также уверены, что киногерой живет, в отличие от нас, в двухмерном пространстве. А мы живем в трехмерном. Ковбой никак не может поздороваться с нами с киноэкрана за руку, как бы ни старался киномеханик. Сколько бы ковбой ни стрелял из своего кольта, ни одна из пуль никогда в нас с вами не попадет. Точнее, не попадет, если мы не будем пересекать то двухмерное пространство, в пределах которого он существует. Если пересечем (то есть прорвем киноэкран), то, наверное, по меркам актера, возможно и рукопожатие, и перестрелка.
На самом деле наше такое убеждение, что ковбой на экране неживой, проистекает из того, что мы знаем механизм показа кинофильма. Этот механизм таков, что причинно-следственная связь между теми или иными явлениями достаточно легко прослеживается. Пленка заряжается в кинопроектор, тот включается, зажигается проекционная лампа, свет от нее проходит сквозь пленку и попадает на экран, на котором появляется изображение, которое зафиксировано на этой самой пленке. Одновременно кинопроектор продергивает кадры пленки со строго определенной скоростью, поэтому на экране видно сменяющееся изображение. Человеческий глаз и мозг так устроены, что они не видят отдельных картинок на экране от продергиваемых кадров, а объединяют увиденное в движущееся изображение. То есть обманывают нас с вами в очередной раз.
Во всем этом процессе очень ясно видна причинно-следственная связь между исходными действиями и их результатом – кинофильмом на экране. Мы эту связь если и не видим, то знаем о ней в силу общей эрудиции и поэтому не принимаем ковбоя за живое существо. Кстати, так было не всегда. На заре кинематографа, как известно, люди выбегали из кинозала, когда на экране демонстрировался наезжающий на них паровоз. Зрители воспринимали изображение как самую настоящую реальность.
Авторы данной книги полагают, что на самом деле по большому счету нет никакой принципиальной разницы между ковбоем на экране и нами самими. Он такой же «живой», как и мы сами. Точнее сказать, мы сами не лучше, чем он. Похоже, что критерий разделения на живое и неживое изначально порочен. Нередко на практике люди склонны разграничивать те или иные предметы по следующему признаку: можно ли с точностью проследить причинно-следственную связь между исходным состоянием предмета и его дальнейшей судьбой или нет. Если это невозможно, то мы по простоте душевной приписываем этому предмету свойство быть живым.
Конечно, если быть точным, люди к живым относят не все то, что не понимают, а лишь те предметы, в которых отдельные причинно-следственные процессы запутаны, с участием органических веществ, объединенных по сложной схеме в то, что называется клетками живого организма. При этом такие предметы должны обладать "активностью". Биологи именно с помощью этого термина маскируют проблему свободы воли. Живые существа должны сами определять свою судьбу. Но если они слишком простые и не обладают центральной нервной системой, то приписывать им способность самостоятельно осуществлять какой-то выбор, проявлять какую-то "волю" как бы не с руки. Вот биологи и пользуются термином "активность" вместо слов "свобода воли".
Запутанность механизма причинно-следственных связей у живых организмов особая. Мельчайшая причина может вызвать принципиально иной результат. На практике это может выглядеть так. Мы собираемся пойти погулять. Однако атмосферное давление чуть изменилось. На улице раздался звук, похожий на гром. Дождя нет и не предвидится. Однако что-то у нас внутри вдруг екнуло. И план погулять тут же изменяется. Вместо него мы идем к дивану, уютно на нем устраиваемся и смотрим телевизионную передачу. Все эти перемены были вызваны совершенно малозначительными причинами. Но уж так устроен механизм отражения этих причин у живых организмов, что результат может существенно измениться. Итог, который мы называем собственным поведением, может оказаться совсем иным, чем тот, который мы первоначально сами предполагали.
До последнего времени человечество не сталкивалось с иными способами запутать причинно-следственную связь настолько, чтобы ее было совершенно невозможно проследить. Только белковые организмы, если не считать вирусов. Но теперь ситуация изменилась, и существенно. Человек сам стал создавать предметы, которые имеют особые свойства. Стало возможным клонирование живых существ. И, согласитесь, мы с вами не во всем считаем их живыми. Да, внешне они по нашим меркам живые. Но не совсем. Ведь мы знаем достаточно точно, что по своему происхождению они – продукты уже известной нам причинно-следственной связи. Мы можем повторять опыт клонирования и получим практически почти один и тот же результат. И человек начинает сомневаться. Уже в чем-то он склонен не признавать клона полноценным человеком. Хотя какой уж он неполноценный!
Ну, клон, это еще ладно. А как быть с помесью человека и машины? То, что мы называем киборгом? Ясно, что мы стоим в шаге от его создания. Человек с протезом, по нашим меркам, – это точно живое существо. А киборг? В той части, которая состоит из человеческого материала (мозг, ткань поверх железных костей) мы точно считаем, что это живой человек. А остальное, что-то вроде протеза, неживое. Почему, собственно говоря? Ведь эти части слушаются человека, выполняют движения, которые он предписывает. Тут нам могут возразить, что такие части (протезы) не состоят из живых клеток. Хорошо, не состоят. Но и мы с вами тоже не во всем состоим только из клеток. Извините, пожалуйста, частично мы содержим минеральные вещества, металлы, и далеко не всегда в рамках тех или иных клеток. Это что, неживое? Но мы с вами в таком случае из цельного куска живого вещества превращаемся уже в какую-то смесь минерального и органического, где не поймешь, что и где начинается и кончается. А как быть с водой? Мы с вами почти полностью состоим из воды. Как быть с этой частью? В природе вода считается неживой. А внутри нас? Кажется, у живого человека в результате этих наших сомнительных рассуждений уже почти ничего от живого и не осталось.
Киборг – это тоже еще полбеды. А если перед нами железный человек, управляемый компьютером? Вот тут точно начинаются проблемы. Ежели допустить, что возможен искусственный интеллект, то придется все это сооружение признавать живым существом. У робота железные руки. Но и часть компьютера железная. Принципиальной разницы никак не просматривается. Да и сам компьютер в своей основе кремниевый. Или построенный на ином полупроводнике. Но не на органических клетках, из которых состоим мы с вами.
В общем, деление на живое и неживое явно показало свою относительность и условность. Если начать копаться, то очень скоро выясняется, что не очень-то и понятно, где кончается одно и начинается другое. А может и не мучиться с этим проклятым делением? Может, его и нет в природе, а все эти критерии придуманы нами для удобства ориентации в окружающем мире, но на самом деле объективно и не существуют? Сказать честно, авторы данной книги полагают, что если подходить строго, то похоже, что никакой принципиальной разницы между живым и неживым на самом деле нет. Только не надо нам говорить, что мы застряли в 19 веке. Тогда еще не было вычислительных машин, потому-то так легко человечество и отказалось от механистических взглядов. А теперь такие машины есть. Самое время переосмыслить кое-какие предыдущие воззрения.