Еще несколько минут, и рядом с калиткой довольно неприметного домика наконец обнаружился мотоцикл с коляской. Это был совсем не милицейский мотоцикл, а самый обычный, довольно затертый и пошарпанный, при этом засыпанный снегом. Получалось, что наш провожатый приехал сюда не на нем? А на чем? Или он тут был у кого-то в гостях? Все эти безответные вопросы молнией промелькнули у меня в голове.

   Вообще, все это было так неожиданно, что мы с Володькой даже и не осознали поначалу, чем чревата подобная ситуация. Мотоцикл так мотоцикл. Даже интересно слегка прокатиться на таком устройстве. Как же, настоящая местная экзотика! Единственно, неудобно, да и тесновато.

   Разместиться удалось с трудом. Кое-как приторочили рюкзаки и ружья, что-то взяли на руки. Власов сел сзади водителя, а я с некоторым усилием втиснулся в коляску. Какая же она маленькая! Ноги уперлись в железные борта, и их пришлось довольно неудобно поджать. Как я ни пытался разместиться поудобнее, это не получалось. Ладно, можно несколько минут потерпеть.

   Наш Сергей завел свой драндулет, хотя далеко не с первой попытки. Тот наконец затарахтел так, что захотелось заткнуть уши. Нас окутало облако выхлопных газов. Порыв ветра отогнал их, но новая порция вновь накрыла с головой. Наконец мотоцикл дернулся, потом еще раз и с трудом покатил по заснеженной дороге.

   Уже через несколько секунд этой поездки меня вдруг начал пробирать немыслимо холодный ветер. Он жег, студил, кажется, до самых костей. Это было совсем неожиданно и оттого вдвойне неприятно. Или втройне. Я никогда не ездил на мотоцикле зимой и совсем не представлял, что это значит.

   Не припомню, чтобы когда-нибудь в своей жизни я так мерз. Я, кажется, даже не трясся. Холодно было просто до боли. Я корчился в своей коляске, закрывая то лицо, то поджимая рукава, то запахивая поплотнее свою куртку. Но ничего не помогало, мороз забирался в каждую щелку, постепенно охватывал меня целиком, от макушки до пальцев ног. Тут я оценил значение слов «промерз до костей». Хотя скорость была, в сущности, ерундовая. Я сильно пожалел, что не надел в поезде валенки. Но кто же ждал такого оборота событий? Впрочем, валенки тоже вряд ли сильно бы помогли.

   Когда же это кончится? Мы все ехали и ехали и все не могли доехать. Я объективно не могу сказать, сколько это продолжалось. Время разделилось на множество отдельных секунд. Каждую из этих секунд я усилием воли отдельно преодолевал, борясь с холодом. Мне показалось, что прошло не менее получаса. Явственно однако помню, что тут ко мне пришло еще одно довольно острое чувство. Мне вдруг стало очень жалко и этого нашего милиционера Серегу, и всю нашу милицию в целом. Ясно, что у него не было никакого «жигуля». И бедолага ездил на свою работу на этом мотоцикле. Каждый день, и в хорошую, и в плохую погоду. «Или он вообще не боится холода?» – вдруг поразила меня нехорошая догадка. Бывают же такие люди, «моржи», которые запросто зимой ходят босиком по снегу и купаются в проруби. Вот он и катается себе в удовольствие на открытом мотоцикле. То есть один ненормальный сейчас насмерть заморозит двух нормальных! Впрочем, почему двух? О Володьке я в этот момент точно не думал. Мне вполне хватало и собственных ощущений.

   Я еще раз искоса глянул на водителя. «Морж» или не «морж», но наш Сергей внешне держался как ни в чем не бывало. Кстати, на нем не было ни мотоциклетного шлема, ни даже очков. А ледяной встречный ветер, кажется, стал еще пронзительнее.

   Мы наконец подкатили к какому-то деревенскому домику на краю поселка, прямо у леса. Я бы даже сказал, что домик стоял уже прямо в лесу. А другие дома виднелись лишь вдали. Похоже, ледяная поездка подошла к завершению. Я просто не мог поверить в свое спасение.

   Интересно, что мне стало тепло не тогда, когда я зашел в избу. А раньше, когда мотоцикл только остановился. Воздух вокруг тоже вдруг утихомирился, угомонился, перестал меня терзать. Телу было еще очень холодно, но умом я понял, что пытка стужей уже закончилась. И это было очень приятное чувство, которое само по себе меня согрело. Так себя чувствуют, наверное, жертвы кораблекрушения, когда на горизонте появляется спасительный парус.

   В нашем случае роль паруса играла избушка нашего милицейского друга. Мы остановились перед воротами. Володька неуклюже соскочил с мотоцикла. А я в свою очередь попытался вылезти из коляски. Не тут-то было! Ноги затекли, замерзли и никак меня не слушались. Я стал так неуклюже и беспомощно ворочаться, что Власов счел необходимым мне помочь.

   – Я со-сем околел! – это все, что я смог вымолвить, шевеля непослушными губами. Даже слово «совсем» мне не удалось толком выговорить. А на большее у меня просто не было слов. Володя только покачал головой в ответ, как бы с укором и осуждением в отношении нашего хозяина. Видно, он тоже сильно промерз. Но жаловаться было не с руки – ведь инициатором нашего путешествия был сам Власов.

   Наконец я вырвался из плена жестяного сооружения и захромал по снежку, волоча за собой свой рюкзачок и ружье. Странно, но Сергей никак не озаботился нашим состоянием после ледяной поездки. Не понимал, что нам могло быть холодно? Вообще не понимал страданий других людей? Я этого очень сильно не исключаю. Ведь почему-то он пошел именно в милицию, а не на завод и не в колхоз. Хотя что я хочу сказать этой фразой? Что в милицию идут бессердечные люди, к тому же с садистскими наклонностями?

   Хозяин с некоторым усилием отворил ворота и начал заталкивать свой мотоцикл во двор. Мы же по его указанию поволокли свое барахло в сторону двери этого строения, которое на ближайшее время должно было стать нашей штаб-квартирой. С трудом распахнули тяжелую входную дверь, прошли предбанник и наконец очутились в самой настоящей деревенской избе.

   Пока мы начали раздеваться, я бегло огляделся. Мы попали в темную, но довольно обширную комнату с низким потолком. Однако стены были не бревенчатые, а дощатые. Доски были пригнаны довольно плотно, но вид имели старый и пятнистый. Было заметно, что их никогда никто даже и не пытался красить.

   В левом углу этой комнаты находилась большая русская печь, вся побеленная, массивная и очень теплая. Тепло шло от нее волнами, растекалось по всей комнате. И охватывало нас, как бы успокаивая, что все испытания уже позади.

   В дальнем темном конце комнаты располагалась кровать, огромная по размеру и довольно небрежно застеленная. Ее отгораживала от остальной части комнаты штора, мятая и засаленная. Сейчас она была частично сдвинута в сторону. Похоже, тут обычно спали сами хозяева. Но Сергей, который зашел вслед за нами, предложил сложить наши вещи именно около кровати. По всему выходило, что он уступал свою постель дорогим гостям. Мы не стали спорить и сбросили с себя всю свою оставшуюся амуницию прямо на пол, где было сказано.

   Только тут я смог по-настоящему разглядеть нашего хозяина. У него было круглое красное лицо, которое с одинаковым успехом могло принадлежать и рабочему, и крестьянину. Большой красный нос, маловыразительные глаза, немного морщин. Ни усов, ни бороды. Явные признаки злоупотребления алкоголем. Если бывают лица неинтеллектуальные, то это был самый выразительный образчик. На лице Сергея не отражалось никаких замысловатых мыслей. Похоже, о ходе его рассуждений можно было судить по повороту его головы. Вот он уставился на нас. Значит, думал, куда нас разместить. Поглядел на кровать, потом опять на нас. После глянул на хозяйку заведения и на стол. И тут ход его мыслей был тоже вполне понятен. Из дальнейшего общения выяснилось, что Сергей не то, чтобы неразговорчив, но предельно лаконичен. Он был совсем не против поговорить. Но при этом изъяснялся короткими простыми фразами. Сказать честно, я в конце концов пришел к выводу, что у него просто не было сложных мыслей, которые надо было бы излагать другим людям.

   Вообще, поразглядывав его минуту-другую, я так и не смог найти в нем признаков того, что он относился к милицейским кадрам. Какой там милиционер! По виду в лучшем случае грузчик в овощном магазине. Все-таки у милиционера должна быть какая-то хитринка, какая-то способность более или менее рассуждать. Кроме того, милиционеры должны быть способны на какие-то объяснения, уговоры. Но тут нам, видимо, попалось полное исключение из правила. Наш Сережа, надо полагать, был самый полный деревенский чурбак. Не исключено, что именно поэтому он и вызвался организовать охоту для милицейского начальства. Чтобы если не хорошей работой, то хоть подхалимскими действиями заработать какие-то очки. Впрочем, вполне вероятно, что все это было лишь внешним впечатлением, совсем не соответствовавшим действительной сути этого персонажа. 

   Однако пора было обратить внимание и на центральную фигуру этой деревенской сцены. На хозяйку. Она на мгновение повернулась к нам, когда мы вошли, но потом опять занялась едой у печи. Размера хозяйка была просто необыкновенного. В таких случаях говорят про необъятное. В ней было хороших килограммов сто пятьдесят, уж никак не меньше. Это была деревенская бабища такого размера, что просто дух захватывало.

   То ли она стеснялась столичных гостей, то ли действительно что-то там стряпала, я уж и не знаю. Но только за стол к нам она в общем толком так и не присела за этот вечер. А лицо ее я видел только мельком. В профиль, когда она подносила ко рту стакан. Впрочем, это тоже было лицо простого деревенского человека. Единственно, на нем присутствовал какой-то элемент женского каприза. Что-то вроде вечно поджатых немного недовольных губок.

   Рядом с печью, как уже упоминалось, стоял обеденный стол. Я бы не сказал, что он был похож на стол в ресторане «Прага». Как раз наоборот. Если описывать похождения Машеньки и трех медведей, то наш стол был как раз из той самой сказки: сколочен из грубо обработанных досок и брусков, неказистый и неудобный, но довольно широкий, накрытый чем-то вроде старой оборванной шторы. Но уж точно не скатертью. Стол был под стать самому хозяину. Наверное, тот его сам и смастерил.

   У стены вдоль стола стояла лавка. С другой стороны находилась пара стульев. Но не самодельных, как сам стол, а скорее казенных. Похоже, наш Сережа их где-то успешно позаимствовал.

   Впрочем, чего придираться к столу? Важно, что на столе, а не какой стол. На столе же в изобилии располагались деревенские разносолы. Хоть и лежали они на самых простых столовских тарелках, но от этого ничуть не проигрывали. Даже беглого взгляда на эти соленые красные помидорчики, огурцы и грибки было достаточно, чтобы понять, что вечер вполне удался, по крайней мере, по части закуски. На столе было еще что-то такое деревенское, ароматное, но оно упорно ускользало от моего внимания. Кроме того, нос явно ощущал запах картошечки из русской печки. Ее еще не было на столе, но все говорило о скором прибытии и этого блюда.

   Мы втроем расселись за столом, я и Володька на лавке, у стены. Наша толстенная хозяйка продолжала как огромный кит ворочаться у своей печи. Сергей потянулся за закуской. Мы восприняли это как сигнал к действию и тоже перетащили к себе на тарелки по паре помидорчиков и грибков. Одновременно Вовка вытащил из своего рюкзака бутылку водки.

   Конечно, ледяная поездка на мотоцикле была немного лишним приключением. Даже совсем лишним. И без нее было достаточно оснований, чтобы нагулять хороший охотничий аппетит. Но, в конце концов, нельзя же жить совсем без тягот и трудностей! Ну, немножко замерзли, околели. Зато сейчас все станет хорошо. Вот выпьем эту бутылочку, поговорим всласть на разные интересные темы, закусим досыта – и на боковую. А завтра на охоту. События тем не менее стали развиваться не по этим нашим расчетам. Московским расчетам, заметим себе.

   Милиционер вдруг потянулся к нашей бутылке. Володька, который собирался сам ее открыть, разлить, а заодно и произнести приветственную речь, просто подрастерялся. Он на мгновение замер, а в результате водка из его рук успешно перекочевала в лапы нашего благодетеля. Вообще-то, было странно, что Сережа выхватил ее. Что, мы сами не можем разлить?

   Однако дело дальше пошло уж и вовсе не по нашему сценарию. Никаких рюмочек по двадцать пять или в крайнем случае по пятьдесят грамм заметно не было. Я глянул на стол повнимательнее и, к своему удивлению, вообще не обнаружил никакой посуды для водки. Пока я раздумывал над этим парадоксом, все разрешилось само собой. Хозяин в одно небрежное движение полуоткрутил-полуоторвал винтовую пробку и очень уверенным движением стал делить.

   Тут выяснилось, что граненые стаканы, которые стояли на столе, предназначались вовсе не для чая и не для кваса. Именно в них стал наш Сережа разливать несчастную бутылку. Та забулькала и закончилась в одно мгновение. А на столе образовалось четыре стакана, налитые поровну, почти до верха. Нет, не до верха, но намного больше половины.

   Еще не успев закончить эту процедуру, хозяин промолвил: «Маша, ты будешь?» Собственно говоря, это был риторический вопрос. На столе стояло четыре стакана. А в комнате находилось четыре человека. «Ты как?» – еще раз полуспросил-полупредложил он. Видимо, это был обязательный ритуал. Маша на любое предложение, даже самое выгодное, судя по всему, соглашалась не сразу. Она по-прежнему как-то сердито возилась у своей печи, как бы не замечая обращенного к ней вопроса. Мы все бросили еду и уставились в необъятную Машину спину. Выдержав хорошую дипломатическую паузу, дама как бы нехотя, но все-таки согласилась. Что-то тихо буркнула себе под нос, но при этом повернулась к нам вполоборота, что явно означало согласие. Сережа протянул ей один из стаканов. На мгновение мне показалось, что в нем было чуть побольше водки. Или это был просто обман зрения?

   Вообще-то, я сам совсем не запойный пьяница. Могу, конечно, выпить немного, но без перебора. К тому моменту у меня лишь раз был случай в жизни, когда я выпил стакан водки за один прием. Кажется, это случилось на студенческой уборке картошки. Тут, на охоте, стакан оказался поменьше, но тоже достаточно хороший.

   Вовка в своей обыденной жизни также не сильно нажимал на пьянство. И для него стакан был вполне достаточной дозой на целый вечер, даже при таких особых обстоятельствах. Исходя из этих своих потребностей и возможностей мы взяли на охоту три бутылки. Две с водкой, а третья – с крутой самогонкой. Расчет был таков: вечерком перед охотой уговорить одну бутыль. Самим при этом выпить всего по рюмочке-другой. А остаток пусть выпивают хозяева. Потом, днем, уже на охоте также можно было немного выпить. Например, если завалим зверя. В такой момент слегка пропустить водки очень даже уместно. Ну, а уж вечерком, на обмыве трофеев, всю водку следовало допить. При этом мы искренне полагали, что и хозяева что-то выставят на стол. Самогонка же планировалась в качестве определенного подарка нашему хозяину. Если хочет, пусть сам пьет. А не любит самогонку, пусть передарит или просто выльет.

   Все, однако, вышло совсем по-иному. Маша взяла протянутую ей долю. Немного помедлила, примерилась. И вдруг в одно движение поднесла ко рту. Широко его разинула, при этом хорошо запрокинула голову назад. Кряк – и готово! Пустая тара. Она даже не стала закусывать, а простым прямым движением поставила порожний стакан на стол. Затем отвернулась и как ни в чем не бывало продолжила совершать какие-то манипуляции у плиты. Хозяин тоже небрежно справился со своей порцией. Черт, мы даже не чокнулись и не успели сказать никакого тоста! Вот так охотничье застолье! А как же поговорить, посмаковать, порастянуть удовольствие? Но все эти действия явно пока не входили в планы наших хозяев.

   Мы с Вовкой переглянулись не то чтобы с недоумением. Мы просто опупели, если уместно употребить в благородном рассказе про охоту это непарламентское слово. Но оно очень точно отражало наше состояние в тот момент. Сначала неожиданное ледяное катание. Потом выпивка молча, и по стакану. Ей богу, так даже грузчики не гуляют.

   Замешательство наше было столь велико, что ни я, ни Володька не смогли оказать  сопротивление  обстоятельствам,  которые стремительно развивались

по самому неожиданному пути. Мы тоже подняли свои стаканы. И тоже выпили их до дна. Как это произошло, я не понимаю. Но вышло именно так.

   Теперь, однако, получалось, что надо вытаскивать и вторую водочку. Мы тем не менее медлили, навалились на закуску и попытались завести какую-то беседу. Водка, надо отметить, проскочила внутрь совсем незаметно и, по первому впечатлению, никакого опьянения вообще не вызвала. Похоже, сказывалась холодная мотоциклетная прогулка.

   Беседа так беседа. Сначала мы произнесли все приличествовавшие случаю слова, адресованные хозяину и хозяйке. Власов выступил четко и гладко. Из его слов следовало, что не только хозяин – молодец, но и мы довольно ценные гости. Я также воспользовался случаем и добавил все то хорошее о хозяйке, что смог придумать. Про еду, гостеприимство и доброту.

   И Сережа, и его огромная подруга выслушали нас молча, не перебивая. Слушал даже скорей Сергей. А женщина вроде как замерла, но к нам так и не повернулась. Когда мы наконец закончили, хозяева никаких слов в ответ не промолвили. Мы это восприняли как сигнал перейти к теме охоты. Однако, будучи людьми воспитанными и по-городскому хитроватыми, построили далее разговор так, чтобы побудить Сережу взять слово и что-нибудь нам рассказать. Ясно, что рассказывать всегда приятно. Тем более про охотничьи подвиги. Особенно если гости всячески демонстрируют свой интерес и не пытаются перебивать. В общем, мы были готовы ему подыграть.

   Наверное, делать этого совсем не стоило. Действительно, Сергей взял инициативу в свои руки и заговорил. Но оказалось, что это были совсем не те охотничьи рассказы, которые можно обычно услышать при подобных обстоятельствах. Говорил наш милиционер натуженно, делал длинные паузы. При этом поглядывал на нас с каким-то особым значением. Из слов же его никакого такого особого значения вовсе не следовало. Просто отрывистые рубленые фразы. К тому же не сильно связанные между собой.

   Речь поначалу пошла о том, как хозяйская коза чуть не выколола кому-то из местных жителей глаз. Как-то это было отдаленно связано с охотничьими похождениями. Другие истории были не лучше. Мы выслушали небольшую повесть о дровах, срубленных, но не наколотых. Или наколотых, но не сложенных в поленницу. Потом что-то еще в том же духе. Был упомянут и продовольственный магазин, с которого началась история со всей этой охотой.

   Все эти немудреные истории перемежались упоминанием имен и регалий родственников и знакомых самого рассказчика. Эти имена вставлялись кстати и некстати. При этом Сергей делал определенное отступление от основной мысли, поясняя что-то об упомянутом человеке. В результате частично забывал, в каком месте он остановился. И продолжал оттуда, откуда считал целесообразным. Как итог речь получалась как у очень опытного дипломата – обо всем и одновременно ни о чем. Другое дело, что дипломат делает это, чтобы не наговорить лишнего и не проговориться по острой теме. Для нашего же Сергея это был, надо полагать, обычный стиль общения с другими гражданами, особенно если они его почему-то не перебивали и внимательно слушали.

   В целом словарный запас Сережи оказался довольно скудным. А полета мысли, без которого не расскажешь настоящей байки, и вовсе не было. Надо сказать, что интеллектуальное содержание нашего хозяина вполне соответствовало его предельно простецкому виду. Запутанность и бессвязность изложения были естественными результатами этого содержания.

   На фоне такого «рассказчика» было просто неудобно говорить что-то свое. Рассказать, как охотятся в Индии магараджи и наши дипломаты? Или какая бывает генеральская охота? Упомянуть какие-нибудь особые случаи из жизни опытных охотников? Или в каких охотах мы принимали участие? Нет, все это явно пошло бы вразрез со словами нашего участкового. Он, скорее всего, воспринял бы такой рассказ как вызов, как намек на его бедную и убогую жизнь. Так что мы оказались вынуждены помалкивать и лишь в лучшем случае иногда старались что-то такое слегка поддакнуть.

   К нашему удивлению, речь о завтрашней охоте вообще не пошла. Сережа нам ничего не сказал по поводу предстоящего мероприятия. Через какое-то время Володька попытался было что-то такое спросить, но милиционер заговорил о том, что охота тут знатная, зверя много. Потом со значением промолвил: «На лося пойдем!» И все, после этого перевел рассказ на новую тему. Ну, хорошо. Пусть будет для нас сюрприз. Мы не стали настаивать. Ясно хоть, на кого будем охотиться. Хотя уже в этот момент меня посетила очередная светлая мысль. А вообще, он охотник или нет, этот наш Сергей? Можно быть сколь угодно ограниченным человеком. Но если ходишь на охоту, обязательно возникнут необычные ситуации. Рассказать их захочет и сможет хоть кто. Но наш Сергей по-прежнему упорно избегал охотничьей темы.

   Конечно, есть примета, что плохо обсуждать предстоящую охоту. Якобы можно как бы спугнуть удачу. Наверное, эта примета идет от каких-то древних верований в то, что существуют особые сверхчувственные каналы связи, по которым животные могут понять, что на них готовится охота. А если охотник не будет обсуждать охоту, то тем самым не спугнет ни удачу, ни саму дичь. Оставим в стороне, существуют ли такие надчувственные или сверхчувственные способы общения живых существ. Может, и существуют. Но в данном случае мы с Володькой просто хотели знать общий рисунок предстоящей охоты. Чтобы самим быть более к ней готовыми, и только. Если лось не будет знать, что на него предстоит охота, он, вероятно, станет более легкой добычей. Но если мы сами не будем знать, как именно собираемся охотиться, то добыть дичь будет явно не проще, а сложнее. В любом случае, этот наш местный милиционер был далек от каких-то сложных примет, верований и древних охотничьих обрядов, это уж точно.

   Тут я отвлекся от своих эзотерических мыслей и вновь обратил свое внимание на стол. Закусь, однако, была что надо. В деревне умеют готовить, что следовало признать без оговорок. Такие соленые огурцы, помидоры, грибы, пожалуй, не получишь ни в каком даже самом дорогом ресторане. Мы пользовались ситуацией и закусывали в полной мере. Однако еда едой, а за столом через какое-то время возникла как бы пауза, которая затягивалась и, по сути, превращалась в неловкость. Сережа перестал рассказывать свои немудреные истории и как-то многозначительно примолк, посматривая на нас. Мы с Володькой искоса глянули друг на друга. По всему выходило, что пора вытаскивать вторую водку. Что же теперь будет?

   Случилось то, что и должно было случиться. Хозяин опять цепко схватил нашу бедную бутылку за горло и тут же лихо ее разлил. Опять тетка как большое животное неуклюже ворочалась около своей печи. Что она там еще такое готовит? К нашему разочарованию, она согласилась и на этот стакан. Куда-то опять выплеснула его внутрь и, не присаживаясь, вновь занялась своим делом. Но на этот раз все-таки взяла со стола минимальную закуску и мигом ее проглотила. Нам ничего другого не оставалось, как повторить всю процедуру вслед за ней и за ее муженьком.

   Совершенно не могу понять, почему мы с Вовкой в тот раз не воздержались от попойки. Можно же было сделать так: налить в свои стаканы поменьше и не пить до конца. Пригубить в конце концов, но не до дна же! Пусть бы себе наши хозяева нахлебались досыта, никто не мешает. Но мы-то куда? Тем более, что мы сами считали себя людьми опытными, по крайней мере по части выпивки – комсомольский вожак и уже зрелый дипломат.

   На самом деле произошло вот что. Умышленно или нет, но этот самый милицейский Сережа создал для нас совершенно определенную ситуацию. Сначала заморозил нас на своем мотоцикле так, что после этого не выпить было просто невозможно. Во-вторых, никак не обозначил, что собирается выпить все запасы сразу и без остатка. Именно поэтому мы не отказались от первой бутылки. То есть хочешь не хочешь, но выпили первый стакан до конца и в результате набрали определенную дозу.

   Кроме того, никто не ожидал, что Сережа станет разливать чужую водку. Если бы мы сами это делали, то, конечно, в основном поили бы своих хозяев. А он налил и нам по полной мере. Куда это годится?