Мы проверили еще два ружья, которые продавец вынес нам после некоторой паузы. Одно из них тоже выдержало испытание. Таким образом, в наших руках было два ружья, которые, надо полагать, должны были стрелять без задержек. Оба их Игорек разобрал и положил отдельно. Что было немаловажно, все-таки на деталях оружия стояли номера. Вот был бы фокус, если бы мы что-то перепутали, а продавец бы не заметил.

   Начался новый этап. Ястребов стал вглядываться в стволы, пытаясь разглядеть дефекты. Потом показал их мне.

   – Видишь, внутри кольца?

   – Вижу, обычные кольца. В каждом ружье такие. Если колец мало, значит при сверловке меняли мало сверл. Значит, качество похуже. А если много колец, значит, сверл было много, это ружье старались довести до ума в полной мере.

   – Ну, кое-что ты про кольца знаешь. Но тут особая история. Дело в том, что наши заводы экономят на чем могут – на сверлах, на времени обработки. Вот и в этом случае вместо того, чтобы просто проходить ствол сверлами, они его предварительно протягивают, снимают специальным инструментом лишний металл. Но в результате внутренняя поверхность ствола становится не цилиндрической. Кое-что можно исправить при последующей сверловке, но не до конца. Чтобы это проверить, проводим следующую операцию – вставляем в патронник пустую гильзу без капсюля.

   Именно это Ястребов и проделал. Нашлась и подходящая гильза, которую откуда-то выудил продавец. Похоже, ему дотошность моего дружка не казалась излишней.

   – Вот, посмотри теперь. Видишь, в середине ствола одно из колец как бы не цилиндрическое, а овальное. Это как раз результат протяжки вместо сверловки. В результате ружье конечно стрелять не перестанет. Единственно, пострадает осыпь. Дробь будет ложиться не равномерно, а по какой-то фигуре. Хорошо, если еще восьмеркой.

   Я внимал словам Игоря, что называется, разинув рот. Никогда никто из моих знакомых охотников не пытался оценить внутреннюю поверхность ствола, вставляя в патронник пустую гильзу. Без гильзы, понятное дело, каждый пытался заглянуть внутрь и высказать самым авторитетным тоном какое-то свое мнение. А вот с гильзой – такого приема я просто даже не слышал.

   – Если не слишком удачная протяжка, это еще ладно, – продолжал вещать Ястребов. – Вот посмотри повнимательнее: кольца как бы не совсем в середине одно у другого.

   Я пригляделся, и действительно мне показалось, что среднее кольцо находилось не в центре другого, а было сдвинуто в одну сторону.

   – Так вот, тут следующая проблема. Ствол сверлят тогда, когда к нему еще не припаяна прицельная планка. Припайка планки – это уже последующий этап, после сверловки. Но в нашей стране не умеют правильно ее припаивать. Держаться-то она держится, это можно не сомневаться. Но в ходе пайки ствол из-за температуры с одной стороны немного расширяется. В результате уже припаянная планка как бы тянет ствол в сторону. Вот это и заметно по центральному кольцу. Кое-кто из владельцев таких ружей просто отпаивает планку к чертовой матери.

   – А как же целиться? – не удержался я от вопроса.

   – А когда ты целишься, ты что, держишь в поле зрения всю планку? Нет, конечно. Ты видишь только ее начало и мушку. Ну, вот эти части планки можно оставить. Или вместо них прикрепить что-то другое, попроще. А в результате со ствола ты уберешь лишние триста пятьдесят грамм, если не больше.

   Тут Ястребов со значением посмотрел на меня. Но, видимо, не увидел настоящего понимания того, что именно он сказал. Тогда Игорь продолжил, придавая своему голосу такой нравоучительный тон, которым обычно злоупотребляют учителя в школе:

   – Ты вдумайся, в каком именно месте ружья расположены эти граммы. Вовсе не на прикладе, а на стволе. То есть в той части, которая находится на весу и как рычаг давит на тебя, используя в качестве опоры руку, которая поддерживает снизу цевье.

   Я представил себе конструкцию из человеческого тела и ружья, которые вместе создавали рычаг Архимеда. Лишние триста граммов на стволе действительно были ни к селу ни к городу. И радостно закивал, всем своим видом показывая, что я наконец-то все понял.

   Ястребов удовлетворился этой моей демонстрацией признания его авторитета и соизволил перейти на другую тему:

   – Сейчас давай пойдем в тир, постреляем.

   Вот эти его слова прозвучали для меня как что-то совершенно немыслимое. Ну, хорошо, мы забрались на склад магазина и нахально, «по блату», перебираем разные ружья, да еще поругиваем их. Это худо-бедно еще вмещалось в мой ум. Но взять ружья и пойти из них «пострелять» – вот это я уж никак не мог понять. Ружье – источник повышенной опасности. Это значит, что если с участием твоего ружья произойдет что-то неприятное, то в любом случае предполагается, что ты виноват. И только если ты сможешь доказать, что невиновен, вот только тогда ни за что не будешь отвечать. Источник повышенной опасности – это своеобразное исключение из принципа презумпции невиновности и одновременно принципа разумности и добросовестности участника гражданских правоотношений. Владелец источника повышенной опасности (ружье, автомобиль) всегда в этой жизни изначально виноват. И должен, в отличие от всех остальных хороших людей, доказывать, что он не верблюд.

   Потому-то у ружья, да и вообще у огнестрельного оружия, на основных деталях нанесен номер. Ружья состоят на специальном учете по этим номерам, их ясно и четко вписывают в самые разные документы. Если ты вышел на охоту и застрелил дичь из ружья, которое совершенно не отличается от твоего, но имеет другой номер, это с точки зрения формального закона – браконьерство.

   Для того, чтобы купить ружье, надо получить разрешение в милиции. Надо быть членом охотничьего общества. И когда приходишь покупать ружье, продавец соблюдает тысячу формальностей, от проверки паспорта до вписывания данных по ружью в разные реестры и списки. И только после этого он вручит вам купленное оружие.

   А тут мне предлагалось, вопреки всем этим правилам и ограничениям, взять пару ружей и пойти из них «пострелять», никак при этом их не оформляя. Было от чего слегка обалдеть.

   Но я переживал совершенно напрасно. Продавец не высказал никакого удивления по поводу подобных планов. Даже не попросил быть поосторожней и повнимательней. Он просто стоял и довольно безразлично вполглаза наблюдал за всеми нашими манипуляциями. Однако Ястребов наметил себе не только взять с собой ружья. «Нам еще нужно патронов пачек шесть-семь», – промолвил он довольно небрежно, даже не очень обращаясь к продавцу. Но тот и тут не удивился. Хотя патроны – это тоже часть огнестрельного оружия, его тоже просто так не продают. А тем более не дают без счета и расписки, чтобы «пострелять».

   Однако патроны вскоре прибыли в необходимом количестве. Их мой Ястребов положил в сумку, которую небрежно забросил за плечо. «Давай, бери ружья», – скомандовал он. Я безропотно повиновался, схватив под мышку две коробки с отобранными ружьями. «Пошли в тир», – с этими словами он направился в торговый зал и дальше через дверь на улицу. Я последовал за ним, хотя при этом испытывал довольно противоречивые чувства. Мне казалось, что вот сейчас кто-то тут в магазине очнется и заорет во все горло: «Люди, ловите воров! Они украли в подсобке оружие и теперь выносят его из магазина! Вон они, держи воров!» Ведь действительно, мы, в общем, посторонние люди, зашли в охотничий магазин, за прилавок, а вот теперь тащим оттуда оружие, которое никак за нами не зарегистрировано. Никаких расписок нет. То есть несем вещи, которые нам ни в каком виде не принадлежат. Кража да и только. Да еще не просто какого-то товара, а оружия!

   Но никто ничего подобного нам не заорал. Никто, в общем, даже не обратил на нас внимания. В магазине было, как всегда, много посетителей, они довольно плотной толпой стояли у прилавка и глазели на выставленные ружья. Кто-то из них искоса глянул на нас и в глазах можно было прочитать примерно следующее: «Вот проклятые блатняки! Что-то там ухватили из-под прилавка без очереди. Совсем совесть потеряли, а теперь еще нагло на наших глазах вытаскивают свою добычу!»

   Тем не менее, несмотря на все косые взгляды, мы вдвоем с Ястребовым выскользнули из магазина и направились к моей машине, красным «жигулям», припаркованным тут же, у тротуара. Я отпер дверь, сложил ружья на заднее сиденье и еще раз огляделся. Никто за нами не гнался и даже не требовал никаких документов в залог. «Черт знает что», – только и подумал я, но понял бесперспективность своих сомнений относительно устройства нашего общества. «Если можно, значит можно. Пусть о порядке заботится тот, кто должен это делать», – решил наконец я освободить себя от каких-либо угрызений совести.

   – Куда едем?

   – Давай, на Герцена, напротив консерватории. Там есть милицейский тир.

   «Вот это да! Мы еще с этими незаконными ружьями поедем пострелять в тир, который принадлежит милиции… Будь что будет», – наконец решил я сам для себя. И повернул ключ в замке зажигания.

   Ехать было действительно довольно близко. Тогда по проспекту Маркса можно было проехать в обе стороны, одностороннее движение еще никто не додумался ввести. И через минут пять я уже остановился у обочины в месте, где указал мой могущественный друг. Мы вышли из машины, прошли метров пятьдесят по тротуару и наконец зашли в арку двухэтажного довольно неприметного домика. Такими домиками украшена вся улица Герцена. Похоже, что в подавляющем большинстве из них живут какие-то московские семьи. Но вид у всех этих домушек довольно зашарпанный, часть их них явно просится если не под снос, то уж на капитальный ремонт – точно. Дворы узкие и грязные, такие же подъезды и входные двери. Одно слово – старая, давно не ремонтированная Москва.

   Вот в арку одного из таких грязных и неприметных домов мы и вошли. На фасаде не было никаких слов относительно какого бы то ни было тира или чего-то подобного. Но Ястребов шел уверенно, мне оставалось только последовать за ним. Игорь однако не прошел через арку насквозь во двор, а остановился у довольно неприметной двери. Если бы меня спросили, что это за дверь в середине подобной арки, я бы не задумываясь ответил, что за ней находится небольшое помещение, где дворник хранит свои метлы и ведра. На большее дверь не тянула ни при каких обстоятельствах. Но Ястребов остановился именно перед ней и при этом всем своим видом показал, что намерен зайти внутрь. Дверь была заперта, однако рядом с ней находился звонок. На который Игорек и нажал, ничтоже сумнящеся.

   Прошла минута, другая. Игорь больше не звонил, а просто стоял и ждал. «И чего же он ждет? Что изнутри выйдет пьяный дворник и скажет нам, где тут тир?» – ничего умнее этого я подумать при подобных обстоятельствах не смог.

   Дверь однако в конце концов отворилась. За ней стоял неприметного вида мужичок, худой и довольно невысокий, одетый в затрепанный пиджачок темного цвета. Он глянул на Ястребова, видимо, признал в нем своего и распахнул перед нами волшебную дверь. «Привет», – промолвил Ястребов, пожал мужичку руку и проскользнул внутрь. Я последовал за ним, не переставая удивляться. Мужичок пожал и мою руку. Выходило, что быть другом Ястребова автоматически означало попасть в категорию важного, уважаемого человека. К этому я, хорошо зная этого прохвоста и его похождения, совсем не был готов.

   Мы спустились куда-то вниз по темными и узким лесенкам со стесанными ступенями. Прошли небольшое помещение. И наконец попали в большой зал с низким потолком, хорошо освещенный и вполне ухоженный. Контраст с входной дверью и ступеньками темной лестницы был значительный. Я невольно остановился и начал озираться. Это и был тир.

   В общем, мебели там почти не было никакой. Столик при входе, стулья там и сям, еще столики по стенам. Пара дверей в соседние комнатки. Стены покрашены масляной краской, сочетание зеленого и коричневого. Ничего особенного. Тем не менее это было место в центре Москвы, где можно было спокойно пострелять из ружья. Что само по себе было для меня непривычно. Неужели на улице ничего не слышно?

   Ястребов чувствовал себя в тире явно по-свойски. Заговорил с мужичком о каких-то текущих делах. Тот охотно и довольно уважительно отвечал. Я молча стоял в стороне. Кроме нас в тире никого не было. То есть, судя по всему, этот самый мужичок сидел тут с утра до вечера в полном одиночестве в качестве смотрителя. Время от времени в тир заходили посетители – пострелять. С ними можно было поговорить о том и о сем. Вот и все общение с окружающим миром. Неужели приятно так здесь сидеть с утра до вечера, разглядывая только собственную личность в зеркале? Это что, одна из блатных милицейских должностей? Может, тут зарплата особого размера?

   Никто мне конечно никаких объяснений по этому поводу давать не собирался. Да я и сам не смел задавать такие вопросы, хотя очень хотелось. Но ситуация явно к тому не располагала. Меня в результате восприняли бы как какое-то инородное тело. А я претендовал на то, чтобы быть тут своим и попользоваться тиром как надо. Так что неудобные расспросы пришлось отложить.

   После короткой дружеской беседы с хозяином заведения Ястребов предложил мне пойти на линию огня, где и предполагалось опробовать наши ружья. Мужичок же удовлетворился объяснениями, которые ему дал Игорь, и за нами не пошел. Ему все это было, судя по всему, довольно неинтересно. Надо полагать, он был сыт всей этой стрельбой в достаточной мере.

   Ружья одно за другим я собрал за несколько минут. Ястребов наблюдал за моими действиями, не снисходя до того, чтобы мараться черновой работой. Он явно претендовал только на роль руководителя и наставника. Я немного повозился с запчастями и наконец во всем разобрался. Тем более, что ружья уже несколько раз собирались и разбирались на моих глазах и частично с моим участием в магазине.

   Игорек тем временем выудил откуда-то несколько самых обычных мишеней для пулевой стрельбы. И отправился их цеплять. Я поплелся за ним, хотя моя тут помощь явно не требовалась. Однако надо было продемонстрировать если не подобострастие, то хотя бы какую-то форму почтения.

   Тир был довольно короткий, метров сорок, от силы пятьдесят. Ястребов закрепил четыре мишени и отправился назад. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Прогулка к мишеням была короткой, но она способствовала созданию какой-то особой атмосферы приобщенности к исключительным обстоятельствам. Ведь сюда когда-то приходили самые разные люди, возможно, известные сыщики с Петровки или спортсмены, получавшие золотые медали на самых ответственных международных соревнованиях. Они стреляли из своего оружия, оттачивали мастерство. И вот теперь и я тоже могу тут пострелять.

   Ястребов, похоже, был далек от высокопарных эмоций. Он просто разорвал одну из пачек с патронами. «Пятерка», – удовлетворительно хмыкнул он, глянув на них. «Пятерка» означало размер дроби. Это довольно мелкая дробь. Такой можно подстрелить утку только на небольшой дистанции. Конечно, бывает, охотники стреляют и еще более мелкой дробью, например, семеркой. А то иногда и девяткой. Но суть тут вот в чем. Чем мельче дробь, тем больше шансов, что при правильной стрельбе хоть какая-то из дробин попадет в цель. Но на большой дистанции толку от такого попадания не будет никакого – убойная сила мелкой дроби довольно мала и в силу законов физики скорость полета мелких предметов падает намного быстрее, чем массивных.

   Другое дело – крупная дробь, например, единица. Такая, куда бы ни попала, все равно утку, скорее всего, убьет. Но при этом дробин в заряде немного по понятным причинам. Вот ты прицелился правильно, выстрелил. А дробь рассеялась и вся пролетела мимо твоей дичи. Та последовала дальше невредимая. В таком случае очень важный параметр – это равномерность осыпи. Желательно, чтобы после выстрела вся дробь из заряда распределялась равномерно, или хотя бы примерно равномерно, по площади поражения. Именно это мы сейчас и планировали проверить у наших ружей.

   Ястребов загнал пару патронов в ружье, поднял его к плечу, прицелился в мишень и выстрелил. Потом еще раз прицелился и еще раз выстрелил. Звук от выстрелов был совершенно оглушительный. В тире стены обычно сделаны из звукопоглощающего материала. К тому же стрелки для того, чтобы не травмировать барабанные перепонки, одевают специальные наушники. Но в любом случае этот тир явно был не предназначен для такого громкого оружия, как охотничье ружье. А пистолет, винтовка, автомат – все эти виды огнестрельного оружия стреляют намного тише.

   Я после выстрела непроизвольно дернулся, даже сделал шаг в сторону. Звон в ушах стоял как следует. И не собирался стихать. То есть звуковая травма была налицо. Неужели на улице совсем ничего не слышно? В это было трудно поверить.

   Тем временем Ястребов отложил ружье и отправился к мишеням. На небольшом расстоянии было невозможно промазать по такой крупной цели. Но теперь нам предстояло выяснить, насколько равномерно дробь распределилась по площади мишени.

   Итоги нашей стрельбы оказались неутешительными. На каждой из двух мишеней дробь легла заметно неравномерно. На левой мишени основной заряд оказался слева вверху. Остальная часть мишени осталась почти нетронутой. На второй наблюдалась примерно та же картина. Тут заряд тоже ушел в сторону, но уже не влево, а почти полностью вверх.

   Ястребов поморщился, покрутил головой. Причины этого были налицо. «Да ну, что это за ружье?! Посмотри, какая осыпь! Заметь, мы стреляем в контейнере. И все равно ствол настолько неровен, что разбрасывает заряд неравномерно. Из такого будешь в упор стрелять, а потом удивляться, чего это я промазал. А на самом деле причина вот она, сам смотри», – тут Игорь кивнул в сторону изрешеченных мишеней. «Да, просто брак, не завидую тому, кто это ружье купит».

   На стене остались еще две мишени. Как я понял, они были предназначены для второго ружья. А что, если и оно такого же качества? Скорее всего именно так и будет. Если уж технология производства столь несовершенна, то любое ружье будет плохим.

   Я совсем приуныл от этих мыслей. Чертовы бракоделы, ничего путного изготовить не могут! Однако Ястребов был настроен более нейтрально. Похоже, результаты только что проведенного эксперимента его особенно и не огорчили. Впрочем, это было понятно. Мне-то надо было выбрать хорошее ружье. А Игорю надо было продемонстрировать, какой он классный специалист по оружию. Это последнее он явно только что доказал.

   Второе ружье было заряжено так же, как и первое. Грохнули два выстрела, один за другим. Мишени, как и в первый раз, на минуту заволокло клубами дыма. «Ничего себе бездымный», – подумал я, глядя на эту картину. Но в тире, похоже, работал вентилятор. Дым, как и в первый раз, довольно быстро рассеялся. Остался только специфический запах сгоревшего пороха, который ни с чем не спутаешь. Может быть, этот запах кому-то и не нравится. А я его люблю, хоть он и резкий. В моем сознании он связан с приятными событиями, охотой, стрельбой, добычей.

   Мы вновь отправились к мишеням. Ястребов первым, а я немного сзади, как и полагалось ученику. Но на этот раз картина осыпи была другой. Дробь все равно неравномерно легла по мишеням. Но это была уже так называемая «восьмерка». То есть рисунок осыпи чем-то напоминал эту цифру.

   – Для спортивной стрельбы, конечно, это тоже не очень. Но для любительской охоты вполне подойдет. «Восьмерка» – это вполне приемлемо. Ничего страшного, просто каждая четвертая утка улетит невредимой, только и всего. Больше останется другим охотникам, – ухмыльнулся Ястребов. – Сейчас мы еще кое-что проверим.

   Что тут еще можно было проверять? Кажется, уже все проверили, что можно! Но если более опытный товарищ считает, что испытание не окончено, значит, так тому и быть.

   Дальше же произошло вот что. Ястребов разорвал четыре пачки патронов и высыпал их тут же, на столик. Потом взял ружье и быстро его зарядил. Вошло пять патронов. Затем вскинул ружье и быстро, без какой-либо паузы, сделал подряд пять выстрелов. Тут же взял еще пять патронов, точно так же быстро загнал и их в магазин и опять выстрелил пять раз. Я совсем оглох от этой канонады. А Ястребов все не унимался. Он загонял и загонял все новые и новые патроны и не переставал палить в сторону мишеней, практически в них не целясь. Кажется, весь тир стал ходить ходуном. Или это мне только казалось из-за непрекращающегося грохота? Стреляные гильзы так и летели из ружья, падали и катились во все стороны по полу.

   Наконец, на очередном выстреле ружье заклинило. Затвор отошел назад, выбросил гильзу, но не вернулся и не дослал очередной патрон в патронник. Ястребов удовлетворенно хмыкнул: «Ну, что ж, не так уж и плохо. Оно у тебя заклинивает только на третьем десятке патронов. Перегревается и заклинивает, к тому же в пазах оседают пороховые газы, они тоже мешают. Но я думаю, ты в реальной жизни не будешь так палить. А если будешь, то знай, что после двух десятков выстрелов подряд твое ружьецо может тебя и подвести».

   Я выслушал эту речь, стоя навытяжку, как школьник перед умным учителем. Все, что произошло только что на моих глазах, было очень показательно. Мне на практике показали, что можно ждать от этого ружья и на что оно на самом деле способно. Оставалось только принять это к сведению и использовать, если когда-нибудь придется.

   К тому же последний эксперимент показал, что у нас все-таки имелось хотя бы одно ружье удовлетворительного качества. Приклад из ореха, к тому же с каким-то еле заметным, но рисунком. При стрельбе задержек, судя по всему, не будет. Дробь ложится более или менее равномерно. То есть все хорошо. Получается, мы раскопали достойный экземпляр. Настроение у меня поднялось, я уже рвался назад в магазин, чтобы расплатиться, совершить все необходимые формальности и наконец утащить свою добычу домой.

   Но Ястребов не был склонен так быстро покинуть тир. «Давай еще постреляем из малокалиберного пистолета. Ты когда-нибудь из такого стрелял? Нет? Ну, вот давай посоревнуемся, посмотрим, кто из нас лучше стреляет».

   Это было неожиданное, но вместе с тем довольно интересное предложение. «На халяву» пострелять в настоящем тире из настоящего пистолета! К тому же в неформальной обстановке, когда никто не мешает. От такой возможности, я думаю, на моем месте не отказался бы никто. Я с некоторым сожалением отложил в сторону ружье, которое уже считал своим, и приготовился к новому приключению. Ястребов пошел пообщаться с хозяином тира. А я тем временем стал собирать стреляные гильзы и складывать свое ружье в коробку.

   Назад мой Игорь вернулся уже с пистолетом, который довольно небрежно держал в руке. Покрутил у меня перед носом, потом стал заряжать. Я только наблюдал, ожидая, что же будет дальше. Стрельба по мишеням? Оказалось, что не по мишеням. Ястребов вытащил откуда-то пустую пачку из-под сигарет и довольно энергично бросил ее в сторону мишеней. Пачка пролетела немного и шлепнулась прямо на пол.

   – Давай так: стреляем по очереди, по три патрона. Посмотрим, кто первый попадет. Если попадет, то следующий должен попасть уже на новом расстоянии, на которое она отлетит, – с этими словами Ястребов вскинул пистолет, вытянул руку, прищурился и наконец выстрелил.

   Идея моего товарища была понятна: изобразить что-то похожее на кадры из ковбойского фильма. Это там подбрасывают бутылку в воздух и тут же ее разбивают метким выстрелом. Или бросают на землю жестяную банку и начинают по ней палить. Поскольку по киношному сюжету предполагается, что герой фильма не может промазать, банка после каждого выстрела отлетает все дальше и дальше, пока вообще не скрывается из вида.

   Но это в кино. А у нас? Вообще-то, к этому моменту я уже смотрел на Ястребова как на оружейного бога. К тому же он был еще и кандидатом в мастера спорта по стендовой стрельбе. Ясно, что такой мастер может обращаться с любым оружием. Сейчас он покажет класс, а мне придется стрелять в коробку, которая улетит куда-то в район мишеней.

   Ястребов выстрелил, пуля завизжала после рикошета. Но коробка осталась лежать на своем месте. «Промах!» – злорадно подумал я, но ничего не сказал. Ястребов дернул головой, выражая полное недоумение: «Как это мимо?» И начал целиться еще раз, более аккуратно. Но и второй, а также третий выстрелы не принесли результата. Коробка даже не шевельнулась. Ковбойский фильм никак не получался.

   «Ничего себе мастер спорта. Не такой уж он и мастер. Это тебе не из ружья палить!» – все это я подумал, но не сказал. Однако полагаю, что по моему виду было нетрудно догадаться, что у меня в голове. Игорь был весь одно сплошное недоумение. Он даже не косил глазом в мою сторону. А лишь стал внимательно разглядывать пистолет, как бы своим видом давая понять, что у того что-то не в порядке с прицелом. Я безмолвствовал.

   Ястребов наконец тяжело вздохнул и протянул оружие мне: «На, теперь ты попробуй. Но у него видно прицел не в порядке. Непристрелянный, одно слово». Я взял в руку пистолет, тоже как заправский спортсмен вытянул руку и попытался прицелиться. Это было совсем непросто. Пистолет не то чтобы плясал в руке. Но все равно двигался вправо-влево и вверх-вниз так, что итог стрельбы не вызывал сомнений. Совместить мушку и мишень было совершенно невозможно. Я все-таки улучил момент и как можно аккуратней потянул спусковой крючок. Щелкнул выстрел, но коробка не шевельнулась. Промах. Я прицелился еще раз. Опять промах. И в третий раз мне не удалось поразить сигаретную коробку. Та лежала от нас на расстоянии метров шести цела-целехонька.