Незваные гости и сеточка

  

   Там же, в пресловутом заливчике, где летали брежневские дикие утки, с нами происходили и другие приключения. Как-то раз, более двадцати лет назад, мы с Володькой стояли все на том же травяном островке и пытались подстрелить этих самых залетных брежневских уток. Охота что-то не клеилась, утки не летели, мы только понапрасну крутили головами и кормили комаров. Сам Веселов в этот раз с нами на охоту не поехал. Так что мы там действовали совершенно самостоятельно. Конечно, никаких путевок или разрешений на ведение охоты мы не имели. Да никто и не думал у нас их проверять. А если бы проверил, мы бы либо сослались на договоренности Анатолия Ивановича с местным начальством, либо вообще бы ничего не сказали, пусть как хотят, так нас и оформляют. А потом через Веселова решили бы все проблемы должным образом.

   Почему утки в тот день не летали, я уж и не знаю. Хотя догадываюсь. В других охотничьих хозяйствах я тоже видел таких диких уток, разведенных в неволе. Это не такой уж и редкий случай. Так вот, эти утки, если их не тревожить, ведут себя в целом как домашние. Плещутся себе в каком-нибудь заливчике, у бережка и ждут корма. Их достаточно регулярно подкармливают, так что голодных там нет. И нужды добывать себе пропитание так же, как это делают все другие по-настоящему дикие утки, у них тоже нет.

   Рядом с кормежкой, как правило, имеется прудик побольше размером. Может быть, даже большой пруд или озеро. Туда эти утки тоже заглядывают. Благо все рядом. Там можно вдосталь порезвиться на просторе, полетать немного, понырять. В общем, развлечься и размять себе крылья и лапы.

   Однако все это устроено именно таким образом совсем не случайно. Не думаете же вы, что таких уток разводят просто так, чтобы пополнить фауну наших озер и рек. Нет, конечно, никто ни о какой фауне не думает. Дело тут совсем в другом. Уток, в том числе диких, достаточно просто разводить. Один раз наладил, чтобы тут высиживались яйца и вылуплялись птенцы, вот и все. Дальше все просто. Дикая утка – более благодарное существо, чем домашняя. Она не требует к себе какого-то особого отношения. Она и без помощи человека способна выжить в тяжелых природных условиях. А тут и вовсе для нее все просто. Хищников гоняют прочь. И к тому же чем-то еще и кормят. Тут все сойдет – и зерно, и недоеденный хлеб, и прочие пищевые отходы. Главное, чтобы имелось производство, где такие отходы возникают.

   Конечно, подобная утка никогда не разъестся так же, как домашняя. И к тому же еще может удрать на соседний пруд или озеро. А там ее запросто либо съедят хищники, либо подстрелят чужие охотники. Но это неизбежный риск и естественная убыль такого особого продукта, как дикая утка.

   Наконец утята подросли, оперились, поднабрали веса. Короче, превратились, по крайней мере, по виду, в настоящих диких уток – желанную добычу любого охотника. Но эти утки все еще ведут домашний образ жизни. То есть сидят поближе к тому месту, где их кормят. В лучшем случае перелетают на близлежащий прудик, который я только что описал.

   И вот наступает день икс. В этот день запланирована охота. Местным охотникам наши дикие утки задаром не нужны. Чего на них охотиться? В любое время подошел к месту кормежки, схватил любую утку прямо руками, тут же свернул ей шею и отправляй на кухню. Нет, местным такая утка как добыча на охоте ничуть не нужна. Но кроме местных охотников еще бывают и заезжие. Особенно из столицы, всевозможные начальники и их дружки. И вот они заявляются в охотхозяйство со своими ружьями, а также женами (любовницами), детьми и лакеями. Глаза у них горят, они готовы показать все свое охотничье умение. Любого из них спроси, что они знают об известном охотнике Фиделе Кастро. И они знают, не сомневайтесь! Все газеты и журналы в свое время обошла фотография, где известный революционер стоит обвешанный убитыми утками. Ну как не повторить подвиг команданте! Конечно, очень хочется.

   Для этого имеются все условия. Надо взять побольше патронов и отправиться к тому самому заветному прудику, в котором уток не кормят. Но который находится недалеко от этого места кормежки. Подойдешь, и глаза разбегаются. Вся поверхность пруда усеяна утками. Они плавают, плещутся, роются в прибрежных кустах, ныряют там и сям. Их тут может быть сотня. Или две сотни. А может быть, и больше. И, что самое главное, эти утки совершенно не обращают внимания на охотника. Для них охотник, ружье, выстрелы – это пока неизвестные величины. Чего бояться охотника, если он так похож на местного дядю Васю, который задает корм каждое утро и каждый вечер?

   Что происходит дальше, читатель может домыслить сам. В любом случае понятно, что такой охотник пустым с подобной охоты не уйдет. И можете поверить мне на слово, в таком городе, как Москва, очень даже многие товарищи могут похвалиться фотографиями, на которых они выглядят ничуть не хуже самого Фиделя.

   Должен признаться, что я в своей жизни бывал на нескольких таких охотничьих базах, на которых разводили для охоты диких уток. На брежневской не бывал. Туда могли зайти только избранные. А такие, как я, могли только подстреливать уток, которым удалось избежать избиения от рук высокого начальства. Кстати, в литературе хорошо описано, как именно сам Леонид Ильич охотился на этих «диких» уток. Садился в моторку, на самый ее нос. Точнее, в том случае, который был описан, он ложился на живот. И брал в руки именно автомат, автоматическое ружье. Может быть, даже похожее на то, которым пользовался и я.

   И вот моторка, которой управлял надежный человек, с генсеком, разлегшимся во весь рост и высунувшим свое ружье вперед, на полном ходу выскакивала на просторы такого пруда, где гуляли описываемые утки. Те немного пугались мотора, пытались нырнуть, удрать. Или взлетали. Леонид Ильич брал их на мушку и пристреливал тут же на месте, ровно столько, сколько удавалось. По каким-то он, ясное дело, мазал. Но в целом утки были домашние и пытались удрать уже на слишком небольшой дистанции. Тут даже малоопытный охотник не всегда промажет. Насколько я знаю, охота считалась достаточно удачной, если количество подбитых экземпляров переваливало за сотню.

   Как-то раз мне удалось побывать в хозяйстве, где охотился сам Подгорный. Современный читатель, наверное, уже и не знает, кто такой был Подгорный. А может быть, и знает. Но нелишне и напомнить. Подгорный был Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Вообще-то это была довольно номинальная должность. Промышленностью или сельским хозяйством, а пуще того обороной тут руководить не приходилось. Но это были все награды, все крупные форумы, в целом партийно-хозяйственная тусовка. То есть Подгорный был не последним человеком в СССР.

   Одна из охотничьих баз, куда он, бывало, заезжал, располагалась недалеко от подмосковного города Серпухова. А мой отец и сам был родом из этого городка, точнее, из деревни, которая находилась неподалеку. И вот он как-то договорился заехать в это самое охотхозяйство. Но не на охоту, а просто так, грибов пособирать. Зона там была закрытая, так что грибов было видимо-невидимо.

   Там же мне показали и место, где охотился сам Подгорный. К моему удивлению, прудик, где плавали утки, был довольно небольшой, хорошо, если метров сто в длину. А в ширину и вовсе метров пятьдесят. Утки там действительно плавали в изобилии.

   – И что же, Подгорный подходит к берегу этого маленького водоема и пристреливает уток прямо на воде? – с недоумением спросил я местного егеря.

   – Нет, он так не любит. Он никогда не стреляет в утку, сидящую на воде. Подойдет к прудику, да как засвистит! Прямо как Соловей-разбойник. Откуда только он научился так свистеть?! Утки тотчас же взлетают и начинают кружиться вокруг прудика. Никуда не улетают, как правило, а тут же и вертятся. То отлетят подальше, а то вновь норовят сесть назад. Вот тут-то их Подгорный и бьет, но только влет, никогда по сидячей. Штук десять подстрелит, и хватит, охота закончена.

   Я слушал этот рассказ и дивился скромности формально второго или третьего лица в государстве. Маленький прудик, всего десяток уточек. Очень скромно, нечего сказать. Слушая рассказ местного егеря, я прихлебывал из бутылки темное чешское пиво. Охотиться на прудике самого Подгорного нам никто не разрешал, да мы и не претендовали. Но вот угостить из его запасов нас угостили. В частности, тем самым пивом. Тогда это был довольно дефицитный товар на советском пространстве. Не просто импортное чешское пиво. Но еще и темное. До чего же оно было вкусное, просто невозможно описать! Такое немножко терпкое и одновременно сладковатое. Но в меру, именно настолько, чтобы не испортить букет.

   Хотите верьте, а хотите – нет, но после того я много раз пытался найти такое же пиво. Побывал за свою последующую жизнь в очень разных странах. И во многих случаях покупал темное пиво, для пробы. Но никогда так и не смог найти чего-то похожего. То, из запасов самого Подгорного, было самым бесподобным. А может быть, просто тогда была особая обстановка, потому оно и показалось таким вкусным? Может быть, может быть, этого я тоже не исключаю.

   Пришлось мне как-то попасть и еще на один такой прудик, тоже под Москвой, но на этот раз в другом месте. Километров эдак шестьдесят по Ярославскому шоссе, не так далеко от Загорска. И там тоже выращивали диких уток. Пруд там был, однако, огромный. Не до горизонта, но метров там было много, чуть-чуть не километр. А высокие начальники приезжали и стреляли тут уток почем зря. На этот раз у нас был план не только посмотреть на этих уток, но и подстрелить немного. Пусть не на воде, а рядом. Все равно это должна была быть легкая охота. Но, к моему сожалению, она в тот раз сорвалась. Так получилось, что на тот же прудик собрался заехать и поохотиться не кто иной, как Георгадзе. Тоже из Верховного Совета СССР. Но не председатель, а всего лишь секретарь. Однако его фамилия была указана на всех документах, которые подписывал Подгорный. Так и шли они подряд, один за другим: «Подгорный», а чуть ниже «Георгадзе».

   По фамилии нетрудно догадаться, что Георгадзе был самым настоящим грузином. И значит, персонажем, который особо следит за всевозможными статусными факторами. Задеть статусные вещи с ним было просто опасно. А неудачная утиная охота была, конечно же, покушением на его особый статус. Короче, нам предложили не пугать уток, которых собирался вскоре пострелять этот самый грузин. Мы не стали спорить. Тем более, что нам объяснили, что Гергадзе любит подстрелить не десяток уток, а не меньше сотни. Для него это тоже был элемент его особого статуса, положения в обществе. Вот так, сам Подгорный обходился десятком уток и небольшим прудиком. А его секретарь охотился на огромном пруду и считал, что его социальному положению соответствует только сотня убитых невинных птичек. А сам съесть мог только половину одной утки, не больше.

   Я, как всегда, отвлекся. И опять прошу читателя мне это простить. Что-то вот накатило, давнее и такое одновременно близкое. Все эти утки, пруды, охоты. Пиво еще! И я не удержался, описал кое-что. Еще раз прошу прощения за несдержанность.

   Возвращаясь к нашему повествованию, напомню, что мы с Володькой Власовым стояли на своем плавучем островке и ждали, когда к нам прилетят брежневские утки. Можно было не сомневаться, что в пределах охотничьего хозяйства они имелись в достаточном количестве. Но, видимо, в тот раз на них там никто не охотился. Никто их не тревожил, не сгонял с обжитых мест. Куда же тут улетать, от кормушки и уютного пруда?! И утки никуда не летали. В том числе и в нашем направлении.

   Мы же томились без добычи и даже без единого выстрела. Хоть бы вдали увидеть какую-нибудь дичь. Но нет, небо до горизонта было удручающе пустым. Только чайки да вороны. А мы с Володькой злились все больше и больше. Злились на наши обманутые ожидания, потерянное напрасно время. И представляли, как усмехнется Веселов, когда мы пустые заявимся назад на его дачу. Он-то умный, не поехал. «Ну что, съездили сами? Куда же ваши утки подевались? Попрятались от таких известных охотников, как вы?» – скажет с усмешкой он. А мы будем только отворачиваться и стыдливо помалкивать.

   Все эти наши невеселые размышления вдруг прервало одно довольно необычное событие. Для начала мы увидели «Москвич», который немного неуверенно двигался по противоположному берегу залива, который был от нас метрах в четырехстах. На крыше «Москвича», на специальном багажнике, красовалась ярко-красная надувная лодка. Прямо напротив нас автомашина остановилась и из нее вылезли двое мужчин среднего роста и возраста. Из-за расстояния мы не слышали их разговора. Но было понятно, что они оглядывали наш заливчик и даже примеривались к нему. Махали то в ту, то в другую сторону рукой и что-то поясняли друг другу.

   Беседа кончилась тем, что эти ребята стали отвязывать свою лодочку и в конце концов стащили ее на воду. Потом закрыли машину и, взяв какие-то принадлежности, влезли в свое резиновое судно. Все это происходило, как я уже отметил, довольно далеко от нас и никак ни нас, ни нашей охоты не касалось. Было понятно, что это заявились какие-то рыбаки. Ну и пусть себе ловят, места всем хватит.

   Однако наши ребята, забравшись в лодку, начали довольно энергично грести по направлению к центру залива. Это все равно было далеко от нас. Но уже немного нас касалось. Лодка была исключительно яркой. Если такая встанет в центре заливчика, то те утки, которые до этого собирались тут приземлиться, могут и передумать.

   Конечно, залив не был нашей собственностью. Более того, у нас не было никаких путевок или специальных разрешений на эту охоту. Да даже если бы и имелись, мы бы не могли потребовать, чтобы другие люди освободили все водное пространство. Потребовать не могли. Но попросить было вполне возможно. Это было бы в пределах разумных взаимоотношений как охотников между собой, так и охотников с рыбаками.

   С другой стороны, до центра залива от нас было не меньше двух сотен метров. Ну что, орать, чтобы кто-то не выезжал и не становился там ловить рыбу? Для такой просьбы было явно далековато. Тем более, что все равно уток не было никаких. И мы продолжали молча наблюдать за пришельцами. Хотя Володька встал на носу лодки во весь рост и тем самым как бы обозначил, что тут тоже имеются люди.

   Рыбаки довольно резво доплыли до середины. Но там не остановились, а продолжали энергично грести дальше. А дальше был только наш плавучий остров. Вдруг и мне, и Вовке стало совершенно ясно, что они именно к этому нашему острову и направляются.

   Ребята гребли и при этом достаточно весело болтали. События стали приобретать довольно неприятный оборот. Похоже, вся наша охота скоро будет окончательно и бесповоротно испорчена этими товарищами.

   Нас взяло зло. Мы тут прячемся-прячемся, маскируемся-маскируемся, а эти деятели со своей рыбалкой нам сейчас весь остаток охоты сорвут! Володя наконец не выдержал, и, когда до лодки осталось метров сто, начал махать рукой и довольно громко объяснять, что тут идет охота и рыбачить не надо. «То есть можете рыбачить, но не надо подплывать к нам слишком близко. Залив огромный, что, тут мало места? Встаньте хотя бы метрах в двухстах от нас, пожалуйста».

   Те, однако, как глухие никак не увещевания Володьки не реагировали, а все гребли себе и гребли. Только болтать перестали. То есть они нас хорошо видели и слышали. Но все равно плыли именно к нам. Наконец они и вовсе подплыли и встали с другой стороны нашего травяного острова, метрах в двадцати. Понятно, что с такими соседями об охоте можно было просто забыть.

   Вообще-то, действия этих ребят были несомненно аномальными. Что-то тут было явно не так. Обычно так люди себя не ведут. То есть, конечно, в быту довольно часто встречаются наглецы и хамы. Пытаются влезть без очереди, отпихнут вас да еще обложат крепким словцом. Но все равно это не бывает просто так. Это либо очередь за водкой, или еще какая-то подобная ситуация. А тут вызывающе наглое поведение имело место без каких-либо видимых причин. Какая разница, где ловить рыбу? Что, рядом с нашим островком было что-то волшебное? Особое рыбное царство?

   Все эти мысли пусть не прямо, но в любом случае косвенно возникли в моей голове. А Володька тем временем, прочно обосновавшись на носу нашего катера, затеял дипломатические переговоры с рыбаками. Со стороны он очень напоминал Ленина, как его обычно изображают скульпторы. С рукой, протянутой к аудитории. И выражением лица человека, взывающего к лучшим человеческим чувствам. Володька явно вошел в образ оратора на комсомольском митинге.

   Однако его слова падали в полную пустоту. Он многословно убеждал рыбачков, а они только злобно огрызались и к тому же нецензурно бранились. Ситуация эта возмутила меня до глубины души. Вокруг был залив такого размера, что тут, не мешая друг другу, можно было разместить сотню таких надувных лодок. Нет, этим гражданам понадобилось подплыть именно к нашему острову и встать именно рядом с нами. При том, что других рыбаков на всем обозримом водном пространстве вообще не было. Действия этой пары явно выглядели как вызов, как желание что-то сделать нам назло. Впрочем, в том момент я еще не осознавал, что в их действиях присутствовал точный расчет. Это выяснилось только потом. А тогда я видел только беспредельную и беспричинную наглость. Которую очень хотелось пресечь.

   Володька все продолжал свои беседы. Но толку не было никакого. Конечно, читатель может предложить мне десяток вариантов, как тут следовало поступить. Самым простым и вообще-то единственно реальным вариантом было сложить свои пожитки и убраться восвояси, оставив поле боя этим наглым захватчикам. Наверное, именно так и следовало поступить. Более того, скорее всего, именно это мы через несколько минут и сделали бы. Просто Володьке надо было убедиться, что на этих наглецов никакие уговоры и воззвания к их совести не действуют.

   В общем, пока шла вся эта дискуссия, я сделал следующее: потихоньку приложил ружье к плечу. И выстрелил над головами наших оппонентов. Вообще-то, их голов я не видел за травой и выстрелил приблизительно. Думаю, дробь пролетела над их головами если и не в двух метрах, то все равно достаточно близко, чтобы понять что к чему.

   Можете меня осуждать за этот неразумный поступок в полной мере. Хотя у меня была и другая логика. Вот мы стоим и ждем тут уток. А к нам подплыли на расстояние нескольких десятков метров рыбаки и намерены тут остаться. Их ясно предупредили, что мы охотники. То есть будем стрелять по уткам. А они все равно не отплыли на разумное расстояние. Выходит, они понимают, что мы сейчас начнем стрелять. И их это никак не беспокоит.

   Конечно, скорее всего, утки не прилетят к нам, поскольку наша позиция украшена яркой резиновой лодкой. А если все-таки прилетят? Все-таки рыбаки – это не просто туристы на пикнике. Они более или менее должны понимать, что такое охота и стрельба по уткам. Однако все равно не считают нужным отплыть на какое-то расстояние.

   Может быть, с точки зрения безопасности охоты мы не должны были стрелять, когда рядом посторонние люди? Должен признаться, что я такого правила не знаю. Например, два охотника идут рядом. Вылетает утка. Могут оба стрелять? Конечно, могут, хотя расстояние между ними совсем никакое. А могут охотники на перелете встать друг от друга на расстоянии двадцати метров? Конечно, могут. Хотя не будут этого делать, чтобы не стрелять вдвоем в одну и ту же цель. А если в охотничьих угодьях рыбаки подплывают к охотникам, то как, те могут стрелять по уткам или нет?

   Существует правило, что, когда охота окончена, ружья должны быть разряжены. А когда приближаешься к другим охотникам или просто к людям, то желательно еще и переломить ружье. Но это правило касается случая, когда охота окончена. А когда еще нет?

   Для юридической чистоты этого моего выстрела скажем так: мне показалось, что в той стороне летит утка. Я по ней выстрелил. Но потом выяснилось, что никакой утки не было, а мне просто померещилось. Однако в результате этого моего выстрела рыбаки вдруг ясно поняли, что будет, если охотники действительно начнут стрелять по своим уткам. Будет по крайней мере морально неприятно. Даже если тебя и не подстрелят.

   Володька, услышав за спиной выстрел, как-то дико повернулся и глянул на меня с немым вопросом. А я скорчил такую морду, что это вроде получилось чуть ли не случайно. В резиновой лодке, однако, произошли изменения. Один из рыбаков стал жутко ругаться и явно рвался подойти к нам и как следует разобраться. Его же приятель стал с ним громко спорить и предлагал убраться восвояси. Видимо, ему совсем не понравилось, когда над головой что-то летело с неприятным свистом.

   Рыбаки продолжали яростно спорить между собой. Тем временем их лодка сорвалась с якоря и по ветру потихонечку выплыла из-за островка на открытую воду. Один с очевидным вызовом говорил, что сейчас подплывет к нам, и тогда мы пожалеем. Второй же уговаривал его не связываться с идиотами. Наблюдать за ними было довольно забавно. Володя продолжал стоять на носу и уговаривал их уплыть, хотя и в более миролюбивом тоне.

   Чувствуя, что внимание мне больше не уделяется, я тихонько переключил на ружье отсекатель. Это такое устройство, которое позволяет в автоматическом ружье поменять один последний патрон в патроннике на другой. Например, охотишься на зайца и в магазине пять патронов с дробью. Вдруг появилась крупная дичь. Если просто вытащить последний патрон, то затвор автоматически дошлет в патронник следующий патрон из магазина, тоже с дробью. А тебе надо выстрелить картечью или пулей. Вот для этого и придумали отсекатель. Он отсекает патроны из магазина. Вытаскиваешь патрон с дробью из патронника и вместо него заряжаешь то, что надо, а отсекатель не пускает остальные патроны.

   Короче, я переключил отсекатель, что можно было сделать очень тихо. Потом также очень осторожненько стал передергивать затвор, чтобы освободить патронник от патрона с дробью. Затвор, однако, несмотря на все мои потуги, щелкнул довольно громко. Володька услышал этот звук, на мгновение замер и, обернувшись, поглядел на меня очень пристально. Потом вдруг кинулся ко мне с диким криком: «Володя, не стреляй, пожалуйста!»

   Вообще-то, я и не собирался ни в кого стрелять. Ну, щелкнул затвором, поменял патроны! Даже еще и поменять-то не успел. Никакими своими действиями я не обозначил, что собираюсь в кого-то стрелять. Да это и было совершенно невозможно. Мы все-таки находились не в тайге и не на необитаемом острове. А рядом со столицей СССР Москвой. Тут никто не мог безнаказанно открыть стрельбу по живым людям. Даже если они мешали его охоте. Так что стрелять я, конечно, ни в кого не стал бы ни при каких обстоятельствах. Просто передернул затвор. Хотя не исключаю, что при подобных обстоятельствах другой на моем месте мог бы поступить иначе. Положил бы в патронник вместо дроби, например, пулю. И выстрелил бы ею в воду. Вы никогда не сидели в резиновой лодке, когда недалеко от вас в воду на скорости в несколько сотен метров в секунду попадает пуля весом в тридцать грамм? Ну и не пробуйте. Я думаю, не понравится. А если и после такого предупреждения все равно полезете драться со стрелком, то запросто можете заработать по горячей башке если не прикладом, то уж веслом, это точно.

   То, как именно Володька заорал и кинулся ко мне, оказалось для наших рыбаков убедительнее всех дипломатических увещеваний. Что-то, надо полагать, вмиг перещелкнуло в их головах. Что именно, я не могу сказать. Но догадываюсь. Мне в моей жизни приходилось попадать под обстрел снайперов, а также находиться почти совсем под колесами бронетранспортера, за рулем которого сидел недружественный ко мне человек. Опишем эту ситуацию именно так, предельно мягко, кому надо, тот поймет. Но мои ощущения в эти моменты были не самыми приятными, можете поверить на слово. Очень живо себе представляешь, как вылезут под этими колесами твои кишки и затрещат кости.

   Короче, спор мгновенно стих и оба бойца, не мешкая не секунды, стали бешено грести к своему берегу, где стояла их машина. Гребли они действительно очень быстро. Я поначалу думал, что ребята просто отплывут подальше и все равно будут рыбачить. Все-таки приехали, лодку спустили на воду, плыли столько. Но, кажется, охота ловить рыбу у них совсем пропала. Они быстро подплыли к берегу, выхватили свою лодку из воды, кое-как приладили к верху своей машины и полетели восвояси. Только пыль взвилась. Надо ли говорить, с каким злорадством наблюдал я за этим бегством с поля боя?!

   Володя, однако, мне не сказал ни слова. Он даже не попытался ничего со мной обсудить. Да о чем тут говорить? Так и в жизни, без ружья, сплошь и рядом бывает. Кто-то слишком обнаглеет или полностью потеряет совесть. Его увещевают да уговаривают, но ничего не помогает. Наконец находится кто-то, который понял, что наглеца разговорами не окоротить. И просто дает тому по морде.

   Конечно, по морде бить нехорошо, а то и противозаконно. Но, с другой стороны, что мы с вами никогда не встречали такой ситуации? Причем нередко никто из участников подобного конфликта потом ни к какой милиции не обращается. Если, конечно, травмы вписываются в пределы разумной нормы.

   Я описал этот случай не зря. Все-таки мы говорим об охоте. А охота – это далеко не только стрельба по дичи. Это еще и безопасность. Но и этого мало. Охотник – это человек, вооруженный огнестрельным оружием. Которое, кстати, является источником повышенной опасности. С юридической точки зрения это означает, что во всех спорных ситуациях вина охотника предполагается, если он не сможет доказать обратное. Это довольно необычный юридический случай. Как правило, ответственность не возникает без вины. Если гражданин не действует умышленно с целью причинить вред или если он хотя бы не должен предполагать, что его действия нанесут вред, то никакой ответственности быть не должно. Но только не тогда, когда речь идет об источнике повышенной опасности. В том числе об автомобиле или ружье. Тут его владелец всегда априори виноват. Если не докажет, что не виноват. То есть никакой презумпции невиновности, зафиксированной, кстати, в конституции. Как правило, в любой конституции.

   Но вот вы вооружены ружьем и вдруг попадаете в ситуацию, где совершается что-то не то. Если преступление, то тут попроще. Просто не надо забывать про пределы необходимой обороны. Если у вашего противника нож, то еще надо сначала подумать, стрелять или нет. Только если вы сможете доказать потом, что была реальна угроза вашей жизни.

   А если просто происходит какая-то ерунда, вроде только что описанной мной ситуации, когда кто-то ведет себя явно аморально, но не противоправно? Ну, тут уж сами решайте, что делать. Чаще всего разумно ни с кем не связываться. А можно ли попугать? В этом случае вы должны сначала четко оценить ситуацию – насколько можно вас потом обвинить в умышленных действиях. И доказать это. Например, в моем случае я утверждаю, что видел утку и по ней и стрелял. А никаких людей и не думал пугать. Я ведь им никакими словами угрозы не высказывал? Нет, не высказывал. Ну, а если испугались сами, то винить некого. Подъехали к охотникам. Значит, должны быть готовы, что те будут стрелять по уткам. А потом передернул затвор? Но не выстрелил же в воду. А если бы и выстрелил, что с того? В людей ведь не целился? Нет, не целился. Грозил? Нет. А зачем в воду стрелял? А там утка была, ныряла-ныряла, да так и уплыла.

   Но, подводя итог вышеизложенному, я все-таки рекомендую людям, которые вышли на охоту, осторожнее применять оружие. Или даже просто им грозить. Могут быть неприятности. В нашей стране не очень поощряется, когда граждане защищают свои права с помощь оружия, даже если владеют им на законном основании и даже если существует реальная угроза противоправных в отношении них действий. Наверное, власть думает, что если такое разрешить, то люди в один прекрасный момент могут и ее, эту власть, погнать под зад куда подальше. Иного объяснения этому феномену у меня просто нет. Кстати, в конституции США есть положение о возможности применения оружия населением против собственной власти. И ничего, живы-здоровы. Значит, можно такое право записать.

   Однако эта история на бегстве наших рыбаков не окончилась. Хотя казалось, что все уже позади и никакие новые происшествия нам не грозят. А дальше было вот что.

   Мы еще постояли часок-другой. И наконец в полной мере убедились, что никакой охоты в этот день не будет. Ну, не будет значит не будет. Бывает и такая охота, когда ни разу выстрелить и не удается. Тогда приходится довольствоваться тем, что вы вышли на свежий воздух, хорошо размялись и отвлеклись от городских забот. Мы стали собираться домой. Я взял весло и стал выталкивать нашу моторку на чистую воду. А Володька взялся за мотор, стал подкачивать бензин и примеряться, как его поудобнее дернуть и завести.

   Лодка в конце концов, хотя и не без труда, выползла на чистую воду. Я последний раз оглядел окрестности. Уток все не было. Надо было убираться восвояси. Мотор завелся довольно легко. Володька перебрался на руль, который располагался впереди, а я разлегся сзади, готовясь к довольно длинному переезду. До нашей дачи было не меньше часа пути.

   Мы дали газ, мотор заревел и катер легко, за несколько секунд вышел на глиссирующий режим. Выход из залива был ясно виден, и нас от него отделяло всего несколько сотен метров совершенно чистой воды. Однако Володька по какой-то причине направил лодку не туда. Я не знаю, что им руководило. И он тоже не думал пускаться ни в какие объяснения. Просто воспользовался тем, что за рулем именно он, и решил проплыть к выходу из залива не по прямой, как обычно, а по кривой. Вообще-то, в центре нашего залива не было никаких кустов. Так, отдельные листья водорослей. Могла там быть утка? Теоретически, конечно, могла. Но практически трудно было предположить, что она там скрывалась в течение нескольких часов, практически у нас на глазах.

   Тем не менее лодка описала довольно большую дугу. Я молча наблюдал за этой эволюцией, даже не напрягая свою голову, зачем это и почему. Просто разлегся на заднем сиденье и наслаждался жизнью, размышляя обо всем приятном.

   Эти мои неторопливые мысли были прерваны тем, что звук мотора вдруг изменился. Не то чтобы он изменился сильно. Нет. Но достаточно для привычного уха, чтобы понять, что что-то произошло. Я дернулся и инстинктивно обернулся к мотору. Частой проблемой бывала сорванная шпонка. На ней крепился гребной вал. И если он налетал на жесткое препятствие, то шпонка ло