Вербовка или западня?
Наверное, у читателя уже созрел законный вопрос: зачем надо было спешить, как на пожар с подготовкой отчета? Зачем были нужны такие сложные финты, как написание отчета еще до начала мероприятия, а также составление текста будущей шифровки на обычной бумаге, а не в шифроблокноте? Кому там еще была охота опережать Владимира Николаевича Трофимова и писать черновик отчета? Депутаты по определению – лентяи. Тем более они не станут работать на какого-то там Рыбкина, чтобы тот побыстрее отчитался перед Ельциным!
Если бы все было так просто! На самом деле я имел все основания полагать, что у меня есть конкуренты, которые понимают цену этого отчета и которые постараются написать его совсем не так, как это было сделало мной.
Мои предположения оказались небеспочвенными. Видимо, кое-что я все-таки понимал в разведке, саботаже и диверсионной деятельности. На выходе из посольства, где сочинялась шифровка, я столкнулся нос к носу с одним из депутатов, а именно с Вячеславом Никоновым. Тот приветливо улыбнулся и мгновенно юркнул внутрь. Казалось бы, чего ему тут делать? Все депутаты в здании, где проходило заседание, участвуют в заключительных мероприятиях, а он вдруг прикатил сюда, в посольство.
А еще через пару часов в ресторане гостиницы Юров с удивлением рассказывал мне о серьезном инциденте, который с ним вдруг приключился. При этом он никак не мог взять в толк, по какой причине попал в неприятность. А дело было так: зашедший в здание посольства Никонов направился не абы куда, а прямиком к референтуре, где все еще стоял Юров.
- А мы уже написали отчет! И Рыбкин уже подписал! – радостно отрапортовал ему Юров, ожидая похвалы от депутата за подобную расторопность.
Но не тут-то было! Довольно сдержанный и воспитанный Слава Никонов вдруг разразился руганью и криками: "Почему меня не подождали? Почему мне не показали? Да кто ты такой, чтобы писать отчеты вместо депутатов?!".
Юров стал оправдываться как мог. Делегация состояла чуть ли не из дюжины депутатов. Почему надо показывать проект отчета одному из них? Тем более что Никонов никого не предупредил, что он претендует на роль автора или редактора. Как справедливо полагал Юров, Вячеслав Никонов не обладал никакими специальными правами по сравнению с другими членами делегации. Может, Слава боялся, что отчет написан некачественно? И Юров для солидности тут же упомянул, что отчет писал сам Владимир Николаевич Трофимов, очень опытный и знающий сотрудник! Но, услышав про Володю, Слава вовсе не успокоился, а еще больше расходился, не ограничивая себя парламентской лексикой, что было очень на него непохоже.
- Да вы сходите, посмотрите, там все в порядке! Все события описаны точно! А что касается вас, то ведь вы нигде не выступали, вас никуда не выбирали, поэтому лично вы в тексте и не упомянуты, – Юров полагал, что Слава хотел как-то упомянуть себя в отчете, потому и злился, что это не получилось. Но тут Никонов понял, что, как говорится, "поезд уже ушел", и распекать явно ничего не понимавшего Юрова было просто глупо. Слава вдруг резко замолчал, только взмахнул рукой, повернулся и отправился восвояси. Что должно было, видимо, означать: "Куда вам, дуракам, понять мою тонкую душу!".
Юров с удивлением пересказывал мне этот эпизод, не упуская мельчайшие детали и пытаясь понять, что именно он сделал не так. Причина истерики Никонова была ему совершенно непонятна: ведь за депутатов сделали их работу, написали отчет, все существенные события упомянули, всех, кого надо, похвалили. Чего ему еще надо? Хотел, чтобы его фамилия тоже фигурировала в шифровке? Тогда надо было выступать на сессии, а не отмалчиваться.
Я, конечно, высказал предположение, почему все так сложилось, и Юрий Иванович, помолчав, не стал оспаривать сказанное, видимо, сопоставив мои слова с собственными наблюдениями. Я же про себя отметил, что смог опередить не абы кого, а аж самого Славу Никонова!
Кто же он такой, этот Вячеслав Никонов, который так горевал, что не смог написать черновик отчета для коммуниста Рыбкина, то есть представителя совсем другой фракции? Слава был особым персонажем, и на его личности есть смысл остановиться чуть подробнее. В российской политике он был и остается достаточно приметной фигурой. Почти красавчик, среднего роста, аккуратно одет, всегда вежлив и воспитан. Иногда не может скрыть цинизма, но это только в особых ситуациях. А так Никонов – само воплощение интеллигентности, добра, вежливости и эрудиции. Родственники у Славы были более чем известные – дедушку звали скромно и просто: Вячеслав Михайлович Молотов. То есть внук, как мы видим, носит имя своего знаменитого предка.
У Вячеслава Никонова карьера тоже была, что называется, нехилая. Например, он входил в группу, которая писала выступления для президента СССР. Если быть точным, то не для какого-то президента, а для Михаила Сергеевича Горбачева, того самого, который развалил Советский Союз.
В дальнейшем Вячеслав стал помощником председателя КГБ, причем тоже не абы кого, а небезызвестного Вадима Бакатина, передавшего американцам всю систему прослушивания в их посольстве и дружившего с Олегом Калугиным, заочно осужденным за измену родине. Как говорили злые языки, на самом деле операцию с американским посольством провел не столько сам Бакатин, сколько его помощники. В общем, как мы видим, Никонов был вполне успешной личностью по советским и особенно по перестроечным меркам.
А при Ельцине Вячеслав без проблем был избран в Думу, при этом выбрал себе Комитет по международным делам и возглавил подкомитет по разоружению. Так что мне он был знаком не понаслышке: наши пути нередко пересекались по тем или иным важным внешнеполитическим вопросам.
Насколько Вячеслав Никонов был влиятельной политической фигурой? Вел он себя довольно скромно, говорил тихо, но весомо. Однако однажды я стал свидетелем одной достаточно необычной сцены. Что-то там Никонову не понравилось по части разоружения применительно к США, и он, вдруг вспылив, прервал беседу со мной и несколько бесцеремонно вошел в кабинет к Лукину. А тот, между прочим, занимал пост председателя Комитета по международным делам, сидел под государственным флагом России и был старше Никонова, пожалуй, не меньше, чем вдвое. Вдруг этот старый лис, прошедший огонь, воду и медные трубы, вскочил со своего места и вытянулся перед Никоновым в струнку. Это перед рядовым-то членом своего комитета! И довольно долго так стоял, молча выслушивая, как Слава довольно-таки раздраженным голосом отчитывал того. Именно отчитывал!
Став невольным свидетелем этой сцены, я был изумлен до глубины души и вдруг понял, что этих двоих связывали какие-то иные отношения, помимо служебных. И, судя по всему, очень не пустяшные отношения. Что-то тут было особое, иначе Лукин не стоял бы навытяжку перед Славой, как нашкодивший школяр.
Истории с Жириновским и Никоновым каждая имели свое интересное продолжение. Вечером следующего дня я мирно сидел в ресторане гостиницы и поглощал свой ужин. Работа на сессии закончилась, самолет был заказан на следующий день. Спешить было совершенно некуда, тем более что австрияки действительно прилично кормили.
Вдруг за мой столик подсел Слава Никонов. Это уже само по себе было необычно. Вячеслав был о себе высокого мнения и раньше не отличался тем, чтобы якшаться в столь неформальной обстановке с каким-то там руководителем аппарата комитета. А тут вдруг такая честь! Конечно, внешне я, понятное дело, и глазом не моргнул, но внутренне слегка напрягся. Тем более что в памяти еще был вполне свеж живописный рассказ Юрова о том, как внук героя крыл авторов отчета с использованием ненормативной лексики.
Однако Никонов ни словом не обмолвился об отчете, а был сама доброжелательность и любезность, охотно поддакивал, смеялся над моими шутками и всеми прочими доступными ему способами демонстрировал свое расположение.
Ужин уже подходил к концу. Однако Вячеслав Алексеевич никак не показывал, что ему надоела моя компания. Он продолжал поддерживать разговор, как с давнишним и очень хорошим приятелем. Я отвечал ему полной взаимностью, но при этом резонно предположил, что вся эта доброта и хорошее расположение – очень даже неспроста.
Наконец ужин закончился, я встал, Слава – тоже.
- А что если мы пойдем вдвоем прогуляемся по вечерней Вене? Не составишь мне компанию? - Слава был само добродушие, помноженное на искренность.
Мне же все это нравилось все меньше и меньше. Конечно, можно было запросто сразу отказаться, сославшись на усталость. Но будет ли это лучше? Если не получился план "А", то твой оппонент пустит в ход план "Б". И уже этот новый план будет осуществляться без согласования с тобой, если ты такой умный и отказываешься от прямого предложения. А вдруг план "Б" окажется успешным? А если этот план носит условное название "ликвидация"? В общем, имело смысл хотя бы понять, в чем состоял план "А", и я решил пренебречь народной мудростью из пословицы "Любопытство сгубило кошку".
Мы гуляли уже достаточно долго. В центре Вены было несколько довольно больших площадей, плотно заставленных столиками. Все они были заполнены то ли туристами, то ли местными жителями. Наверное, все-таки это были не туристы, те обычно не очень стеснены деньгами. А столики, которые я видел, почти повсеместно были без посуды, совершенно пустые, за исключением пары-тройки стаканов или чашек. Люди явно не стремились потратить свои деньги на ужин.
Слава продолжал безмятежно болтать, не акцентируя внимания на какой-то конкретной теме, что называется, просто ни о чем. Когда надо, я ему поддакивал, а сам старался найти какую-то систему в нашем вечернем походе. Ведь что-то Никонову было нужно от меня, если он вдруг решил исполнить такую сложную комбинацию с внезапно вспыхнувшей дружбой и вечерней прогулкой по темным закоулкам чужого города. Может, просто искал себе партнера, чтобы не бродить одному? Мало ли что может случиться с одиноким туристом, даже в цивилизованной Вене в самом ее центре? Кто знает, вдруг подойдут местные жители, невоспитанные австрияки, и отберут кошелек?
Наконец, Слава прервал свой безмятежный разговор и предложил пойти вместе "поразвлечься". Словосочетание было использовано другое, но суть его была именно такая: поразвлечься.
Слава произнес эти слова и пытливо глянул на меня. Затем решил подкрепить свое предложение и разразился довольно-таки содержательной речью, из которой следовало, что дело это хорошее и для мужчин даже полезное.
"Ах вот оно что!"– подумал я, а вслух скромно вполголоса произнес: "Что-то я себя не очень хорошо чувствую, в последнее время здоровье подводит". При этом я постарался выглядеть как человек, который все-таки колеблется.
Никонов резко замолчал, а потом как ни в чем не бывало продолжил беседу про австрийскую архитектуру и местных владельцев недвижимостью. Как будто слов про "развлечения" никогда и не было. А может, их и правда не было? Мало ли что может померещиться человеку, злоупотребляющему алкоголем?! Вскоре как-то само собой получилось, что наша сладкая парочка подошла к отелю. Вячеслав предельно вежливо откланялся и исчез в глубине холла.
А я отправился к себе в номер, с интересом анализируя этот эпизод. Вообще-то, всякие нестандартные истории с "развлечениями" нередко используются спецслужбами для шантажа. Иностранцы на этом вербуют простодушных и морально неустойчивых россиян, предъявляя красочные фотографии. В нашем же случае мог случиться и иной сюжет: допустим, зашли мы "поразвлечься", тут же нагрянула полиция, меня отконвоировали в участок, там предъявили обвинение, например, в избиении несчастной девушки. И вот тебе альтернатива: либо подписывайся на сотрудничество, либо завтра в газетах будет подробное описание твоих "подвигов". И как результат – "до свидания" работа в Думе и написание зловредных отчетов!
Кстати, отечественные спецслужбы тоже не гнушаются подобными методами. Так что же, интересно, предполагалось в данном случае? А может, вообще я страдал паранойей и манией преследования? Может, уважаемый депутат не имел за душой никаких тайных планов? Может быть, кто его знает! Хотя тут явно обнаруживалось несколько нехороших совпадений. Первое – неадекватное желание Славы написать проект отчета в Москву, при том, что сам он на сессии не выступал. Второе - неадекватная реакция на то, что отчет уже написан. Третье – нехарактерная для Никонова попытка наладить дружественный контакт с сотрудником аппарата, чем этот уважаемый депутат раньше (и никогда потом) никак не страдал. Четвертое – странная форма беседы со мной за ужином. Если причина ярости по поводу написанного отчета не имела тайной подоплеки, любой нормальный человек на месте Никонова обсудил бы этот эпизод со мной за ужином или в ходе прогулки. Но вот не обсудил же! Пятое – Никонов явно не производил впечатления гуляки и любителя "развлечений". А тут вдруг такая вспышка страсти! И почему не спросил перед прогулкой? Боялся, что сразу получит отказ? Хотел предварительно создать более доверительные отношения? Почему вообще меня позвал? На такие приключения ходят без свидетелей.
Однако имелось и шестое обстоятельство, которое на самом деле было более весомое, чем все пять уже перечисленных. Дело в том, что я очень хорошо знал и знаю как себя, так и возможности своего организма. Но в этот последний день командировки я почувствовал какой-то совсем необычный прилив чувств. Очень странно! Никакого повода для этого точно не было. Более того, все эти переживания на сессии, напряженная работа и спиртное должны были подействовать как раз ровно наоборот. И, надо же, какое совпадение - прямо очень кстати возникло предложение "поразвлечься…".
Нет необходимости посвящать читателя во все тонкости этого последнего обстоятельства. Отметим только, что оно имело место совершенно точно. На сто двадцать процентов. Доказательства были совершенно неоспоримые.
Неужели что-то подсыпали в еду? Но такая версия выглядела совсем плохо. Получалось, что вокруг меня исполнялась какая-то хорошо спланированная операция, причем не с одним, а с несколькими участниками. И если один из них - местный официант, то вряд ли он работал на ФСБ. Все это не предвещало ничего хорошего. Если затевается такая сложная игра, тут можно и головы лишиться.
В общем, в этом месте вполне уместно закончить свободные рассуждения и подвести промежуточный итог моих взаимоотношений со Славой. Как известно, один из литературных героев Яна Флеминга, а именно тайный агент СМЕРШа Аурик Голдфингер однажды выразился очень определенно:
- Мистер Бонд, в Чикаго говорят: "Однажды – это случайность, дважды – совпадение. Трижды – враждебные действия".