Оглавление

Другие теории эволюции

Продолжают появляться теории, авторы которых утверждают, что жизнь возникла в форме биоценоза, уже включённого в геохимические круговороты, но ещё не распавшегося на отдельные организмы. По мнению сторонников такого подхода, источником первичной энергии служил не солнечный свет, а восстановленные химические вещества из недр Земли, то есть первичная жизнь была не «фотосинтетическая», а «хемосинтетическая». В этой связи можно встретить ссылки на недавно открытые подводные сообщества, живущие у гидротерм – выходов горячих вод и газов на дне океана. Именно они якобы являются прообразом первичных очагов жизни. А те в свою очередь постепенно растеклись от гидротерм по первичному океану, создавая органические соединения.

Существуют и другие подобные гипотезы и теории происхождения жизни на Земле. Часть из них основывается на одном основном утверждении - живое возникло в результате целого ряда химических и физических превращений, протекавших в течение очень длительного времени.

Нередко можно услышать, что теория Дарвина наиболее успешно была модифицирована в так называемую синтетическую теорию эволюции, ссылающуюся не только на мутационные, но и на селекционные факторы.[1] Ее основные положения следующие:

Наименьшая эволюционная единица, в которой проходят микроэволюционные процессы, - популяция, а не отдельный вид.

Материалом для естественного отбора служат, как правило, очень мелкие, дискретные единицы наследственности – мутации.

На популяцию оказывают давление эволюционные факторы: мутационный процесс, волны численности, изоляция, естественный отбор.

Мутационный процесс, волны численности – факторы-поставщики материала для эволюции – носят случайный и ненаправленный характер.

Изоляция усиливает действие факторов-поставщиков эволюционного материала, ее давление на популяцию также не направленно.

Единственный направляющий фактор эволюции – естественный отбор.

Эволюция носит постепенный, дивергентный и длительный характер, этапом которой является видообразование.

Вид состоит из множества подвидов и популяций.

Обмен аллелями; "поток" генов возможен лишь внутри вида; вид – генетически целостная и замкнутая система.

Эволюция непредсказуема.

Нужно отметить, что указанная теория оперирует сложными математическими формулами и внешне имеет вполне научный вид. Однако, как и другие подобные теории, не объясняет, как создать жизнь в лабораторных условиях, а тем более обеспечить ее эволюцию.

С синтетической теорией эволюции конкурируют и некоторые другие идеи, например, концепция номогенеза Л.С. Берга (Избранные труды. М.: "Наука", 1977). Другой отечественный ученый, М. Д. Голубовский, предложил новую триаду факторов эволюционного процесса (взамен неодарвинистской: наследственность – изменчивость – отбор). Это: облигатный геном (ОГ) – факультативный геном (ФГ) – фактор среды.[2]

Можно также упомянуть и так называемую математическую теорию эволюции.[3] Ее авторы пытаются решить проблемы эволюции, привлекая различные математические модели. Нельзя отрицать, что по крайней мере в некоторых вопросах их доводы и объяснения выглядят интересно и любопытно. Серьезную доказательную базу собрали также сторонники принципа нарастающего отбора.[4] Много сторонников у экосистемной теории эволюции. Следует также упомянуть и теорию популяционной эволюции.[5] Французский физик и химик Илья Пригожин говорит о термодинамическом эволюционизме и диссипативных структурах.

Отдельно нужно упомянуть системную концепцию эволюции. Ее сторонники пытаются как-то найти объяснения феномена единства усложненной организации (несократимой сложности). То есть, по сути, обосновать макроэволюцию. В отличие от синтетических эволюционистов эти ученые полагают, что существует селекция внутри живого организма, которая сопровождается саморегуляцией, а также иерархической структурой внутренних связей. На упрощенном примере суть этой концепции выглядит так. Для возникновения нового сложного органа необходима мутация, например, пяти генов, что практически невероятно. Однако не исключено, что все эти пять генов зависят от одного, как бы их контролирующего. И когда изменяется он, у организма одновременно могут возникнуть пять новых функций, например, глаз. Хотя критики этой концепции резонно возражают, что для возникновения свойств уже упомянутого выше кувшиночника по ловле и поеданию насекомых было необходимо изменение свойств явно достаточно отдаленных генов (форма растения, сок по перевариванию насекомых). А как быть с клетками, имеющими до нескольких десятков тысяч взаимосвязанных функций? Все эти функции контролировал какой-то один «волшебный» ген? Может, разумнее предположить, что организующее начало находилось не внутри организма (контролирующий ген), а вне его?

Еще есть нейтральная теория молекулярной эволюции (автор – японец М. Кимура). Она предполагает, что молекулярная и фенотипическая эволюция протекают по различным законам. При этом утверждается, что число замен аминокислот за единицу времени для определенного протеина приблизительно постоянно и в различных линиях развития должно быть приблизительно одинаковым. То есть речь идет о константе замещения аминокислот. И наоборот, скорость фенотипической эволюции может существенно меняться. Согласно Кимуре аллели должны распространяться в популяции и без позитивно-селективного назначения (в синтетической теории эволюции, наоборот, обязательно наличие селективного преимущества). За фиксацию аллели несет ответственность генетический дрейф, а не положительный отбор.

Итак, как можно было заметить, теорий и гипотез на эволюционной основе достаточно много. Если бы какая-то теория была бесспорной, не возникли бы другие теории. Множественность гипотез явно говорит о неспособности предложить единственное верное объяснение.

Вообще, надо отметить, что деление на те или иные теории эволюции достаточно условно. Все зависит от точки отсчета, которую принимает человек, вводящий ту или иную классификацию. Например, вполне разумной и обоснованной представляется деление всех эволюционных теорий в целом на четыре типа: ламаркизм, жоффруизм, дарвинизм и номогенез. Авторы данной работы понимают тем не менее, что суть дела не в поиске отличительных черт тех или иных теорий. Это могло бы быть полезно лишь в случае, если бы мы пытались защитить один из подходов и объявляли бы его единственно верным. Мы бы непременно так и сделали, если бы считали, что теория эволюции способна исчерпывающим образом объяснить все необычные явления живой природы. Но так не очень получается, и это признают очень многие достаточно квалифицированные и честные специалисты. Значит, надо искать какие-то дополнительные объяснения.